Я не был тут около десяти лет, и сейчас, спустя столько времени, целая буря чувств разрывает мне сердце и душу, когда я смотрю на огромное и всё ещё величественное строение, бывшее мне некогда уютным и милым пристанищем – домом. Каждая из частей этого обширного прибежища юной души была мною исследована, и, наверное, всё ещё хранит память обо мне. Тёмное дерево стен выступает на фоне осеннего пейзажа лимонно-шафрановых тонов, создавая ощущение рукописной картины, в которую я попал, когда вышел из потрёпанного Reno. Может, это картина. Может, это видение. Но я вернулся сюда.
Дом остался стоять пустым после смерти матери, последней из тех, кто жил в нём. Мне не хотелось браться за тягостный выбор судьбы строения все эти годы. Теперь я стою перед ним и лишь отчасти отдаю себе отчёт в том, зачем приехал.
Медленным шагом я направляюсь к входу. Осенний ветер вздымает валы опавших дубовых и кленовых листьев, заставляя их цепляться за меня своими жухлыми пальцами. Воздух пахнет увяданием, распадом. Где-то через месяц наступит Самайн… Шёпот птиц в ветвях вторит клубящимся в голове мыслям.
Когда моя нога опирается на первую ступеньку лестницы, старое дерево истошно скрипит. Я поднимаюсь наверх под эти звуки забвения, складывающиеся в странную мелодию, пробирающуюся тайком в голову. Входная дверь тоже скрипит, но уже своим, иным голосом. В лицо мне веет креплёный запах древности, и я почти ощущаю, как переступаю порог в своё детство.
Сначала я хочу пройтись по всем помещениям. Просто, чтобы вновь увидеть знакомые места, убедиться, что время не съело их, оставив взамен пугающее ничего... В высокие окна скребутся ветви дубов, заполонивших пространство около дома; шкафы, комоды, кресла – весь интерьер оплетён паутиной, густой и крепкой; повсюду скопления стародавней пыли. Продвигаться затруднительно, и вскоре я отказываюсь от первоначальной задумки, ограничившись на сегодня мыслью прибрать несколько комнат внизу.
* * *
Когда я заканчиваю c гостиной и прилегающими помещениями, снаружи уже вечереет. Я выхожу на крыльцо и, утомлённый, присаживаюсь на ступени. Моё сердце кровоточит воспоминаниями, хотя я побывал всего в нескольких комнатах и большая часть дома, а, значит и Позабытого, ещё ожидает меня. Где-то в машине есть бутылка вина. Красное полусладкое. Я нахожу её и, откупорив, неспешно наслаждаюсь виноградным духом бардовой жидкости, пока солнце прямо передо мной уходит за грань облетевших деревьев. Они пытаются схватить его ветвями, задержать… но безуспешно. В опускающихся сумерках я достаю из кармана джинсов небольшую фотографию. На ней Соня, в клетчатой рубашке и с большими аквамариновыми бусами на шее – она трогательно улыбается в объектив. В моей душе просыпается нежность, просыпается любовь, просыпается ненависть.
Я ещё долго всматриваюсь в изображение, пока небеса постепенно сгущают свою гамму, уходя во всё более тёмные оттенки синевы. Бутылка полна наполовину, появляются первые звёзды. Если бы сейчас из дома выбежал одиннадцатилетний я, благоговейно затаил дыхание, а потом, не отрывая взгляд от неба, присел бы рядом, то моё удивление не было бы большим. Мрак проступает из теней и начинает захватывать мою старую картину. Кажется, что он выходит из леса и потихоньку подбирается к дому. Должно быть, в гостиной, в одном из комодов, можно отыскать свечи, но мне не хочется прерывать этот миг, стадию Перехода, когда время опускается до нуля…
Затем я всё таки беру из машины подушку и одеяло. На мгновение замираю — возникает безумная идея лечь спать прямо здесь, на крыльце – но затем всё же направляюсь в дом. Укладываю себе на диване напротив входа. Запираю дверь с огромным старинным замком, который тоже пропел мне свою мелодию. Снимаю с себя одежду и тушу свечу. Засыпаю.
* * *
Мне приснился беспокойный и тревожный сон. Тягостное чувство кошмара не отпускает ещё некоторое время, пока глаза привыкают к яркому дневному свету. Вместе с тем, чувствую я себя хорошо выспавшимся и отдохнувшим. Что же мне приснилось?.. Вспоминаются лишь странные отрывки: ночная гостиная… луна… тлен… Оставив на время попытки вспомнить сон, я встаю с кровати и подхожу к окну.
С лесом что-то не так. Он стал иным, словно его подменили. Там, где ещё вчера в изобилии висели листья всех оттенков жёлтого, теперь не было совершенно ничего. Все деревья облетели разом, словно их сразила некая болезнь. Тем страннее было полное исчезновение листвы и внизу, там виднелась лишь голая земля.
Потом я понимаю, что солнца тоже нет. Яркий белый свет льётся с небес, однако его источник отсутствует, как и облака, — лишь бесконечный бежевый небосвод.
У меня закружилась голова. Попытавшись схватиться за подоконник, я промахиваюсь и…
— Пап, а там точно живёт Баюн?
— Конечно, сынок, засыпай поскорее, не зли старого мудрого кота.
— А как он узнает, что я не сплю?
— Он заглянет в окно…
…ох…
— Что это такое?
— Мы в школе делали, целый урок! Правда, красиво?
— Да, очень, давай поставим его сюда…
…от пола веет сыростью…
— Я хочу раствориться в тебе, пеплом лечь под твоими ногами.
— Давай этот миг никогда не закончится?
— Давай…
…мимо меня в потоке света проплывает пылинка, и это непонятным образом возвращает разум к реальности. Я вспомнил… Я столько всего вспомнил… Все воспоминания, связанные с этим домом внезапно ворвались в моё сознание, прошили его насквозь, оставив меня совершенно обескураженным. Негнущимися пальцами я с трудом открываю входную дверь и, шатаясь, выбираюсь наружу.
Свежий воздух обволакивает меня, словно пробуждает от кошмарной ночи. Дышится потрясающе легко и приятно. С удивлением я обнаруживаю, что изменился не только лес, но и свободное от него пространство перед домом. Складывалось такое ощущение, что сон длился множество месяцев, что прошла значительная часть моей жизни, и теперь я видел перед собой обнажённый весенний образ природы. Пустая земля, кое-где сухая, кое-где – с небольшими лужицами; редкая травка, пробивается местами к небу; одинокие камни…
Что со мной произошло за ночь? В какое странное место меня занесло? Мысли об этом путались в голове, пока я сидел на деревянных ступенях, головой облокотившись на перила. Пронзительная тишина сопровождала пейзаж вокруг, до меня доходил запах сырой земли.
Затем я внезапно встаю и делаю шаг вниз, на следующую ступень, потом на следующую. Они скрипят, и теперь, в окружающем меня безмолвии, их надрывная игра ещё больше напоминает некую мелодию, понимаемую без слов, чувствами.
Земля совершенно не холодная, слегка тёплая. Шаг, ещё один. Тропинка уходит в лес, скрывается между скелетами деревьев.
Бледные стволы принимают меня в свою вереницу. Я бросаю прощальный взгляд на дом, на его родную громаду; на машину, которая привезла меня сюда. И ухожу в чащу.
Когда я медленно бреду между деревьев, моё сознание настигает Пустота. Я наконец-то осознаю, каким словом можно описать окружающий мир. Это слово, затаившееся между ветвями клёнов и осин, дубов и елей, поразившее небо и разросшееся в весеннем воздухе, оно поглощает меня в один момент, и после этого я словно ещё более успокаиваюсь.
На ветвях заметны ещё только зарождающиеся почки, где-то виднеются нити паутины, но самого ткача не обнаруживается. Я шагаю вперёд по тропе, не обращая внимания на тёплую воду лужиц, в которые время от времени наступаю. Наклоняюсь к цветку, что поразительно выделяется на фоне остального пейзажа. Васильковая голубизна на тонкой изумрудной ножке – он выглядит несколько чужим из-за своего пронзительного цвета, но вместе с тем странным образом вписывается в пейзаж. Приятный запах исходит от него. Я оставляю его и двигаюсь дальше.
Впереди между деревьев всё чаще виднеются просветы. Ничего определённого – лишь абстрактная белизна. И вот тут, у конца пути, в память наконец-то возвращаются части сна, постепенно объединяющиеся в единое целое…
…Что-то странное меня разбудило. Я лежу на диване и смотрю в потолок, пока глаза привыкают к темноте, а разум пытается понять, что вытянуло меня из объятий сновидений. В окна, расположенные по бокам от входа, светит луна. Оставив одеяло, я направляюсь к её сиянию. Вот оно – небесное тело ущербно-жёлтого цвета посреди хоровода звёзд, нагло подсматривающее за моим сном. Что ему нужно? Это оно заставило меня пробудиться? Неожиданно справа раздаются шаги. Вздрогнув, я оборачиваюсь, и, всё ещё несколько поглощённый дрёмой, замечаю худую фигуру в длиннополом сером одеянии.
— Что происходит? – голос хриплый со сна. Фигура откидывает капюшон, скрывавший её лицо, и я понимаю, что передо мной стоит моя мама. Такой, какой она была лет тридцать назад, а, может статься, и больше. Густые чёрные волосы заколоты в тугой пучок позади, прекрасные черты лица ещё не успели покрыть переплетения морщин, глубоко-зелёные глаза смотрят прямо на меня, и из-за лунного света кажется, что они светятся. — Здравствуй, сынок, — она улыбается той самой нежной и милой улыбкой, которая всё ещё жила в закоулках моей памяти, несмотря на то, что остальные черты мамы с каждым годом всё более исчезали оттуда. Мой невысказанный ответ прерывают шаги, раздающиеся с другой стороны. В растерянности повернувшись, я замечаю ещё одну фигуру в схожем одеянии. Ещё до того, как она откидывает капюшон, по телосложению, я узнаю отца.
— Что вы здесь делаете?
— Ты сам пришёл к нам, — это голос сестры. Она сидит на диване поверх моего одеяла. На вид ей около тридцати, хотя, когда пожар в квартире унёс её жизнь, Тане было уже более сорока.
— Мы так рады видеть тебя, — голос отца, густой и мужественный, — мы так скучали.
— Я тоже… — в смятении говорю я, присаживаясь на диван. Таня обнимает меня, и я слышу её запах, такой родной, такой близкий мне. Где-то в глубине души зарождается странное чувство, оно затмевает недоумение, боязнь и недоверие. Это чувство странного покоя, словно мне всего тринадцать лет, я ещё не знаю ни о каких проблемах, и родители заботливо укрывают меня одеялом.
— Твоя жизнь так тебя утомила, верно?— мама с отцом подходят ближе. Краем глаза я замечаю, что сестра достаёт что-то из под складок одеяния. Что-то, сверкнувшее в лунном свете.
— Здесь так уютно… — говорю я. — Пойдём с нами, — говорит Таня. Она обнимает меня, и последние сомнения исчезают, я кладу голову ей на колени. В этот момент нечто холодное касается моей шеи, а затем ещё раз сверкает свете из окна. И всё поглощает мрак…
…Стая лебедей пролетает высоко в небе, когда я выхожу на берег, поросший редким засохшим камышом. Птицы направляются вдаль, за водную гладь, где нет уже ничего, есть только пронзительная белизна, куда только хватает взора. Над спокойной водной гладью стелется лёгкая молочная дымка, у неказистого деревянного причала мерно покачивается лодка.
Нет больше печали.
Мягкая почва берега проминается под моими ногами.
Нет больше мыслей. Старые доски причала, поросшие влажной зеленью, не издают никакой мелодии.
Нет больше привязанностей.
Я достаю фотографию Сони. Изображение выглядит бледным и изношенным, помятым. Некоторое время я всматриваюсь в ранее столь дорогие мне черты лица. Затем пальцы сами отпускают фото, и оно, медленно планируя в воздухе, опускается на воду. Нет больше ничего…
Я спускаюсь в лодку и улыбаюсь Тане, говорю, что этот сарафан с календулой ей крайне идёт. Она улыбается в ответ и, взяв в руки вёсла, начинает рассказывать какую-то старую, но очень хорошую историю.
…лишь умиротворение.