Солнце светило ярко, и снег, ровным слоем покрывший склон, искрился в его лучах. Взвод поднимался вверх молча, без шуток и разговоров. Кто-то был занят своими мыслями, а у кого-то в голове была полная пустота — как бывает после сильного нервного напряжения. Было холодно, а идти пришлось долго. Даже несмотря на облегчённое снаряжение, все были сильно вымотаны.
Глядя на заснеженный склон, в ярких лучах солнца казавшийся особенно пустым и безжизненным, Ханс невольно вспомнил о мрачных легендах, ходивших среди местного населения. Окрестности этой горы считались про́клятыми, и, как рассказывали местные, здесь часто пропадали люди. Кроме того, и среди военных ходили слухи, что из столицы в эти горы приезжали представители всяких оккультных организаций с целью изучения каких-то аномалий и паранормальных явлений. Но сейчас было не до сказок и суеверий — после понесённых потерь и тяжёлого пути все хотели поскорее преодолеть перевал и добраться до расположения батальона.
Подъём давался нелегко, но Ханс видел, что его подчинённые, несмотря на подорванный потерями и срочным отступлением боевой дух, всё же твёрдо настроены преодолеть это препятствие. Взвод уверенно поднимался вверх к перевалу, но внезапно все, один за другим, резко остановились и оглянулись: с севера послышались залпы артиллерии.
Солдаты разбежались подальше друг от друга и пригнулись к земле, ожидая опять оказаться под огненным градом, но вскоре стало понятно, что их взводу ничего не угрожает — судя по всему, огонь вели не по ним, а по основным силам батальона, располагавшимся по другую сторону горного хребта. Однако все снаряды угодили во вставший на пути гребень, не набрав достаточно высоты, чтобы перелететь через него.
— Да кто ж так стреляет, — усмехнувшись, начал говорить Ханс, но осёкся, когда заметил, что отдалённые раскаты артиллерии сменил новый шум, уже с другой стороны.
— Лавина! Прячьтесь! — закричал один из бойцов, тоже заметив надвигающуюся опасность, хотя прятаться здесь было особо негде. Немного пометавшись по заснеженной поверхности и видя, как остальные тоже беспорядочно бегут в разные стороны, Ханс, преодолев панику, лёг вдоль склона рядом с местом, хоть как-то напоминавшим выступ, за которым можно укрыться.
* * *
Очнулся он, вскрикнув от резкой, но непродолжительной боли в ноге. «Боль на войне — признак того, что ты ещё жив», — вспомнилось ему. Сразу же послышались оживлённые голоса, приглушённые слоем снега. Он вспомнил, что произошло, и понял, что ему ещё повезло: видимо, он находится не слишком глубоко, поэтому сквозь снег смог почувствовать, что кто-то наступил ему на ногу. Вскоре Ханса откопали, и он присоединился к поискам оставшихся под снегом товарищей по оружию.
Большинство солдат отделались лишь ушибами и ссадинами, многие сами смогли выбраться из-под снега, и вскоре количество людей в строю заметно увеличилось. Пока Шульц и Майер занимались перевязкой раненых, Ханс, велев всем собраться рядом, провёл перекличку. Оказалось, что взвод был уже почти в полном составе (точнее, почти в том же составе, что и до лавины). Неизвестной оставалась судьба лишь двух радистов — Беккера, из их взвода, и Вальтера, во время отступления присоединившегося к ним вместе с ещё несколькими уцелевшими из соседнего взвода. Было решено продолжить поиски ниже по склону — тяжёлые рации могли утянуть Беккера и Вальтера ещё ниже, чем остальных, и искать их надо было тщательнее, копая снег более глубоко.
Растянувшись цепочкой поперёк склона, солдаты начали спуск. Солнце уже клонилось к западу, и надо было успеть завершить поиски до темноты, да и с каждой минутой шансы найти радистов ещё живыми всё уменьшались. Ханс даже подумал, что, возможно, эти шансы уже слишком малы, и разумнее будет свернуть поиски и поскорее уже преодолеть перевал, ведь лавина и так откинула их назад и отняла драгоценное время, а солдаты устали, и боевой дух, после всего случившегося, оставляет желать лучшего. Но продолжать поиски следовало, кроме соображений морали, и по более практичным причинам — без координации с батальоном велик шанс разминуться и нарваться на превосходящие силы противника, ведь на войне, как известно, ситуация и расположение сил могут резко меняться. Поэтому, даже если Беккер и Вальтер уже мертвы, было необходимо хотя бы найти оборудование.
Спустя примерно час удалось найти Вальтера. Он был жив, но без сознания, и получил сильные обморожения, а его нога была сломана. Пока несколько солдат пытались привести пострадавшего в сознание, Ханс осмотрел рацию. Хоть она и не разбилась вдребезги от падения, но её состояние не слишком обнадёживало — антенна была сломана примерно посередине, и один из аккумуляторов сильно повреждён. Всё же, после нескольких попыток ему удалось заставить прибор включиться. Однако, сколько он ни пытался, выйти на связь с батальоном не получилось — у повреждённой рации со сломанной антенной не хватало мощности пробиться сквозь толщу горных пород на такое расстояние.
Уже начинало темнеть, и найти оставшегося радиста надо было как можно скорее. Но спустя ещё час поисков, Беккера найти так и не удалось.
— Вот уж и вправду про́клятое место, — сказал Ханс. — Как сквозь землю провалился.
И действительно, вскоре после этого один из солдат доложил, что нашёл глубокую трещину, идущую наискосок, и Беккер мог провалиться туда.
Когда все собрались возле трещины, Ханс снова помянул нечистые силы — он, как и остальные, точно помнил, что когда они поднимались по склону, этой расщелины здесь не было, иначе взводу пришлось бы её преодолевать или огибать, делая большой крюк, ведь она простиралась далеко в обе стороны. Может, она была покрыта льдом, сломанным теперь из-за лавины? Или взрывы артиллерийских снарядов заставили горные породы раздвинуться?
В любом случае, Беккер, судя по всему, действительно упал именно туда. Хоть сумерки ещё не закончились, и небо ещё не сделалось по-ночному чёрным, дно трещины рассмотреть не удавалось. Фонарь мог лишь на несколько метров осветить отвесные края, чуть расходящиеся книзу, а дальше луч света терялся в непроглядной тьме. Солдаты несколько раз пытались окликнуть Беккера, но из темноты в ответ не было слышно ни звука.
Прочёсывать дно расщелины было слишком опасно. Неизвестно, как глубоко придётся спускаться, и насколько трудно будет продвигаться по дну. К тому же, снег, лёд и горные породы могли снова обрушиться, а рисковать оставшимися бойцами, причём, возможно, так и не найдя ни живого Беккера, ни исправную рацию, Ханс не мог.
Две группы отправились в разные стороны, пытаясь докричаться до Беккера, но вернулись без каких-либо результатов. Ханс рассуждал, что можно предпринять. Может, лучше переночевать здесь, и уже утром продолжить спасательную операцию? Но так шансы найти его живым становятся ещё меньше. Хотя, раз до него не удалось докричаться, может он уже мёртв? В таком случае, имеет смысл продолжить поиски уже при свете солнца. Но если Беккер не уцелел, то уцелела ли его рация? Не лучше ли будет поскорее преодолеть перевал, пусть даже без связи с батальоном?
Точно, рация! Хансу пришла в голову идея: имеющаяся рация Вальтера не годится для связи с командованием, но на близких расстояниях её всё ещё можно использовать. Если рация Беккера всё ещё работает, то даже если он не в сознании, можно будет услышать её звуки со дна пропасти. Было решено немедленно приступить к новому плану поисков. Оставив остальных заботиться о раненых и, на всякий случай, готовить ночлег, Ханс, во главе быстро собранного отряда из самых лучших скалолазов во взводе, взяв рацию и необходимое снаряжение, двинулся вдоль трещины.
Через каждые несколько метров они останавливались и пробовали выйти на связь с Беккером, в то же время вслушиваясь в тишину ледяной пропасти. Но сколько бы они ни шли вдоль прокля́той расщелины, в ночной темноте до них доносились лишь завывания ветра. Обследовав разлом в восточном направлении и вернувшись, уже никто почти не надеялся, что им удастся отыскать пропавшего радиста. Продолжив поиски уже с другой стороны, они почти что на автомате продолжали повторять через готовую вот-вот разрядиться рацию: «Беккер, ты нас слышишь? Беккер, ты здесь? Приём!» — чтобы снова не услышать ничего в ответ.
В очередной раз Ханс повторил по рации эту фразу, но из беспросветной тьмы опять не было слышно ни звука. Группа уже двинулась дальше, но тут из рации послышался неразборчивый шум. Неужели их товарищ жив и смог ответить?
Походив туда-сюда в поисках места, где рация лучше всего ловит сигнал, и продолжая звать по ней Беккера, удалось найти участок трещины, возле которого среди помех можно было различить слова.
— Беккер, это ты? Ты жив?
— Да! Вы меня слышите?
— Слышим! Ты там, внизу?
— Да!
— Беккер, ты ранен? Держись, мы сейчас спустимся к тебе!
Солдаты начали доставать альпинистское снаряжение и вбивать крючья рядом с краем обрыва.
— Нет, я не ранен! Но... — сильный шум ветра и помехи заглушали слова радиста.
— Не ранен? Отлично! Когда увидишь, с какой стороны мы спускаемся, продвигайся туда! Мы тебя вытащим!
— Не могу!
— Почему? — тут Ханс, до этого воодушевлённый удачным развитием ситуации, которая ещё несколько минут назад казалась практически безнадёжной, снова ощутил гнетущую тяжесть под ложечкой. Что-то не так! Что-то было не так! — Беккер, ты слышишь? Говори внятно, что у тебя там! Ведь ты же живой! Ну? Говори! Мы сможем тебе помочь! Мы... Эй, вы! Давайте быстрее! Беккер, ты там застрял, не можешь вылезти?
— Нет! — послышалось сквозь шум из рации, — Я всё ещё падаю!
ㅤ
Автор: Maronarius