На берегу неширокой речушки стояли две туристические палатки.
Горел костерок, у самого берега стояли четыре складных стула. На них восседали три парня и одна девушка.
Закончился учебный год, сессии были сданы, долги закрыты. И с чувством полного удовлетворения три друга решили махнуть куда-нибудь с палатками на пару-тройку дней. Олег — так звали одного из ребят — взял с собой свою девушку Аню. Сергей и Никита девушками пока не обзавелись и потому поехали одни. Впрочем, это их не особо расстраивало.
Сейчас, сидя у костра, они мирно болтали. Предмет их разговора был прямо перед ними. Обычный зелёный луг — хотя, может, и не совсем обычный.
Река, вместо того, чтобы просто обогнуть кусок земли, зачем-то раздвоилась, окружив этот луг собой. Сделав его островком, отделённым от основного материка.
На лугу стоял дом, вернее, полуистлевшая от времени изба. Было видно, что она уже давно необитаема. Высокая луговая трава доходила дому до самых окон. Ни тропинки не было на лугу.
Хотя с того берега, на котором обосновались ребята, к самому лугу, видимо, когда-то то шёл мост. Почти сгнившие балки, торчавшие из воды, были тем, что от него осталось.
Болтая, ребята размышляли о том, что это за дом и кто там мог жить.
Странным для них было и то, что единственный мост, соединявший этот островок с основной землёй, был уничтожен.
За разговорами опустилась ночь, и ребята решили пойти спать. Олег и Аня пошли в свою палатку. Никита и Сергей — в свою.
Утро началось замечательно. Девушка, проснувшись пораньше, приготовила на костре ароматную яичницу с зеленью. С удовольствием позавтракав, ребята пошли к реке.
Аня, расстелив полотенце на небольшом пляжике, легла позагорать, а ребята, усевшись на стулья, возобновили вчерашний разговор о доме на лугу.
— Серый, как думаешь — мост сломали до того, как дом опустел, или после? — спросил Олег.
— Надеюсь, после! — ответил Сергей. — Иначе человек, оставшийся там, был отрезан от мира.
— Пф! — фыркнул Никита. — Отрезан от мира! Серый, глянь на речку! Её с разбега перепрыгнуть можно.
— Ну, может это сейчас она так обмелела, — парировал Сергей. — Может, когда-то она была шире и глубже.
— Хотя, может, ты и прав, — согласился Никита. — Я вот думаю: интересно же, что там. Дом не совсем ведь разрушен. Может, махнём туда? Всего-то пара гребков, и мы на лугу.
— Не стоит, — вдруг раздался со спины незнакомый голос.
Ребята повернули головы. В паре метров от них стоял старичок. Обычный, деревенский дед в панаме и вытянутых на коленках трениках.
— Чего не стоит? — задал вопрос Олег, обращаясь к старику.
— Ну, вы говорите — может, махнуть туда, — дед мотнул головой в сторону луга, — а я говорю, не стоит.
— Почему? — спросил Никита. — Это частная собственность?
— Да никакая это уже не собственность, — махнул рукой старик. — Место нехорошее. Это ведьмин луг.
Ребята с интересом смотрели на старичка. Даже Аня отвлеклась от созерцания телефонного монитора и уставилась на деда.
— Это местная легенда? — предположил Сергей, глядя на старичка. — Расскажите, если вам не трудно.
— А чего ж трудного-то. Расскажу. Грибов, всё одно — нет, всё утро хожу по лесу без толку. А так хоть с вами пообщаюсь.
Олег вскочил с раскладного кресла и жестом пригласил старика присесть. Сам же устроился на полотенце, рядом с Аней.
— Как вас зовут? — спросила девушка. — Может, чая заварить? У нас есть вкусные пряники.
— Чаю? — задумчиво произнёс дед. — А можно и чаю.
Поставив чайник на огонь, Аня вернулась к ребятам и приготовилась слушать.
— Зовут меня Никифором. Я в деревушке, через которую вы к этому месту шли, с рождения живу. Почитай, семьдесят годков мне в этом году стукнет.
А историю про ведьмин луг я слышал от своего прадеда.
Деревня наша тогда многочисленная была. Скот в каждом дворе. Детей в семьях — со счёту собьёшься.
Как так получилось, что дом этот построили на лугу, словно отрезанным от основной деревни, того уже никто и не помнил. Речка раньше была не такая, как сейчас. Сильная, полноводная — по весне, бывало, так затапливало разливом, что до самого июня в огород не выйдешь!
Жила в том доме бабка Глаша. Деревенские знали, что бабка совсем старая, и поэтому часто её навещали. Кто продукты приносил, кто дом латать помогал. Жила Глаша всю жизнь одна. Детей не было. Вскоре бабка померла, дом остался без хозяйки.
И вот, спустя месяц, девки как-то на речку постирать пошли. А на верёвках у дома бельё висит, сушится.
Стоят, рты пооткрывали. Что за дела? Кто приехал? Откуда?
И вдруг видят: выходит из дома девка. Черноволосая, статная — красавица просто. Глаза огромные, как уголья чёрные. Подошла к деревенским и свысока смотрит: мол, чего уставились?
Была с ними Нинка, бойкая баба; она возьми и спроси:
— А вы чьих будете? Давно ль приехали? Как в этом доме оказались?
Красавица представилась Марьяной и сказала, что умершая бабка Глаша была её далёкой роднёй. И вот как она узнала, что та померла, так и решила из отчего дома уехать да сюда жить перебраться.
— А с какого же вы краю? — не унималась Нинка.
— С того края, в котором вам не бывать никогда, — выпалила Марьяна и, развернувшись, пошла прочь.
Девки деревенские дела свои сделали, бельё выполоскали да до дому побрели. В деревне всё мужикам своим да кумушкам местным рассказали. Что, мол, в доме на лугу хозяйка появилась. Да уж больно высокомерна.
Кто полюбопытней, сразу на новую хозяйку дома смотреть пошли. Остальные решили, что между делом глянут.
И вот прошло несколько дней — явилась Марьяна в деревню. Спрашивает, где можно плотника найти. Хочет она мост, что идёт через реку, укрепить.
Мужики, как один, на красавицу пялятся. Не такая она, как их бабы деревенские. И платье у ней стан обтягивает. И глазами зыркает, словно искорками одаривает. А уж на губы смотреть спокойно невозможно. Словно два лепестка розовых. Пухлые да влажные. А как улыбнулась, как зубы ровные белые показала — мужики враз разум потеряли.
Некоторых от красавицы бабы полотенцами до дома гнали. Ох и злились они, что мужики их при виде Марьяны как коты мартовские делались.
Невзлюбили её бабы местные. А ей хоть бы что! Как нужда какая в мужской силе рабочей появлялась, так в деревню шла. Не было ей отказа. Бабы хоть и недолюбливали её, а всё ж козни не строили. Словно нутром чуя, что сила в Марьяне есть, с которой лучше не связываться.
А ведь и правы были!
Однажды в деревне младенчик народился. Да болезный получился. Крикливый да худющий. Девка, что родила, навзрыд плакала. Он у ней первенцем был. Чах ребёнок на глазах. Уже и не надеялись, что выживет.
Узнала про то Марьяна. Без спроса в хату вошла, глазищами своими чёрными сверкнула и велела выйти из дома всем, кроме матери.
Чего уж там произошло, то неведомо. Роженице Марьяна настрого говорить запретила. А младенец вскоре на поправку пошёл. Креп и румянился день ото дня.
Поняли бабы, что Марьяна ворожить, колдовать да заговаривать умеет. Постепенно о ней молва пошла, как о ведьме.
Сколько раз мужики-рыбаки, что спозаранку вставали, видели её. Чуть солнце за горизонтом начнёт теплиться, ещё туманы ночные не рассеялись, а глядь — со стороны кладбища, мглой белёсой скрытая, Марьяна идёт.
Иль того хуже: запозднится кто, с города на телеге возвращаясь, а проезжая мимо леса, в темноте да увидит силуэт в платье чёрном.
Стоит у кромки леса — и не откликнется, и не уходит. Стоит, не шевелится. Ох, и стегает лошадь путник, чтоб побыстрее убраться с глаз ведьминых!
В глаза-то Марьяну никто ведьмой не звал. Бабы её боялись, а мужикам дела нет лезть в дела колдовские.
Шли к Марьяне в самых редких случаях. Больно уж дорого обходилась её помощь.
Однажды прибежала к Марьяне Нинка: помоги, мужик помирает. Да и мужик не абы какой! Васька, косая сажень в плечах, грива кудрявая, красивый, видный; бабы Нинке завидовали. А вот скрутила болезнь его, хоть волком вой. Неделю с постели не встаёт — корчится, боли страшные. Отощал совсем, и сил нет. А как в деревне-то без мужика! Одной тяжко управляться — и со скотиной, и с огородом, да с детьми.
Пошла Марьяна в дом к Нинке. Лежит её Васька — зелёный, иссох весь, дышит часто. Пошевелиться боится: каждое движение словно режет изнутри.
Посмотрела ведьма на мужика, к Нинке повернулась и говорит: «Немного ему осталось. Помочь могу, но кого взамен отдашь?»
Нинка так и ахнула. Спрашивает: «Что значит - кого?»
«А то и значит, - ответила Марьяна, - душу за душу. Или ты думала, жизнь продлить можно за яблоко?»
«Да сдурела ты что ль, Марьяна! - шёпотом произнесла Нинка. - Это ж я по своей воле кого-то из детей должна жизни лишить, чтоб Васька на ноги встал?»
«Ну почему детей, - равнодушно бросила ведьма. - Вон, мамаша ваша; коптит небо, почитай, годков девяносто почти».
Как закричит Нинка: «А ну пошла отсюда, гадина! Как тебя земля носит!»
Марьяна спокойно пошла к двери, на пороге развернулась и говорит: «Смотри, Нина, - пара дней у тебя ещё есть. А уж потом ставь тесто да мёд готовь».
И спустя неделю Нинка действительно пекла блины да кутью готовила, только не для Василия. Маманька ейная легла спать, да и не проснулась. Зато Василий на поправку пошёл.
Только он после болезни какой-то странный ходил. Раньше, бывало, и рюмочку пропустить любил, да в споры жаркие с мужиками вступал. А теперь стал как в мешке пыльном ходить. Ни с кем не общается, после работы домой сразу. Дела переделает и спать.
Нинка стала дёрганой какой-то. Всё чаще её в храме да на коленях видели.
Потом вдруг заметили, что Васька стал вроде как оживать, и с мужиками общаться сызнова стал. Только вот теперь часто его видели идущим к лугу, на котором дом Марьяны стоял.
Всё подсобить ведьме хотел. А она с ним словно с котёнком играет. Куда пальчиком покажет, туда Васька и бежит. И воду таскает, и крышу латает, а главное, всё мост облагораживает. Очень уж ведьма о мосту том пеклась. Чтоб ни дырочки на нём, ни трещинки не было.
Нинка и скандалы Ваське устраивала, и ревела — а всё без толку: как свободный день выдавался, он всё к Марьяне прислуживать спешит.
Шли месяцы; к Марьяне за это время ещё несколько человек обращались. Да после визита к ней вся жизнь кувырком шла.
Дрязги в семьях стали ежедневные. А в одной семье мужик так бабу свою поколотил, что думали, и не выживет.
И ведь ничего ведьме не предъявить! Она к себе никого не затаскивала. Сами ведь шли! А то, что жизнь вся шиворот-навыворот, так это ж очевидно: чай, не к ангелам Божиим Марьяна за помощью-то обращалась.
Ох и выли потом бабы, понимая, какую цену они теперь за помощь платить будут. Да толку-то — дело сделано!
А однажды произошёл случай, который всю деревню на уши поставил.
В одной семье умер муж. И не старый, и не молодой. Мужик как мужик. Несколько дней с животом промаялся и тихо ушёл.
Похоронили, погоревали, поминки справили...
И вот на девять дней всё чин по чину, как положено: жена, Настасья, с детьми да свекровью на кладбище для помину пришли. А там... могилу словно перелопатили всю. Крест набок свернули, комья земли вокруг насыпи валяются. Холм могильный словно изнутри разворочен.
Кто сотворить такое мог, так и не узнали. Могилу снова в порядок привели.
И вот одна кумушка однажды Настасье и говорит, что клянётся, будто мужа её умершего видела. Не с лица, конечно, а со спины. И шёл он к ведьминому лугу по мосту.
Настасья не поверила, пристыдила ту, что вещи такие рассказывает вдове, которой и без того плохо.
Спустя пару дней, Настасье пастух сказал, что, когда стадо к вечеру домой загонял, видел мужа её. Мол, шёл он по мосту к ведьме и ноги странно подгибал, будто из глины мягкой они были. По деревне слухи нехорошие поползли.
Настасья со свекровью снова решили на кладбище сходить. Пришли. Глядь — могила опять раскурочена. Оставили всё как есть; пошли домой и условились, что ближе к закату схоронятся около моста ведьминого и посмотрят, правду ли люди говорят. Неужто и правда такое случаться может, что мёртвый из могилы восстал?
Уж и солнце садится, сумерки опускаются. По земле холодом веет, от речки воздух холодный по траве стелется. Сидят Настасья со свекровью в кустах подле моста. Час сидят. Ноги затекли, холод до костяшек пробирает. И только Настасья хотела встать да размяться, как свекровка её за руку хвать — и потянула вниз, к траве.
Смотрят — с противоположного конца моста стоит Марьяна. Вдаль глядит. Платье чёрное, а сама бледная, как мел. На лице белом глаза чернющие горят, в сторону кладбища стоит смотрит.
Затихли бабы. Сидят, не дышат. Вдруг слышат шарканье какое-то. Присмотрелись — к мосту человек идёт. Идёт и словно пьяный шатается. Ногу одну подволакивает, руки плетьми висят. Голова на грудь упала, будто под ноги себе смотрит.
Подошёл к самому мосту, где бабы в кустах схоронились.
Глядь, а это и впрямь муж Настасьи! Лицо синее, местами в черноту переходящее, челюсть нижняя отвалена. А запах какой пошёл! Свекровка чуть сознание не потеряла. Да и сама Настасья в обморок бы грохнулась, если б не перепугалась так, что забыла, как дышать надо.
Проковылял муж покойный мимо мамки с женой да по мосту к ведьме и пошёл. Впереди она к дому возвращается, а он следом за ней.
Как только из виду скрылись, Настасья свекровь в охапку да в деревню галопом.
Ночь на дворе. Они шум по деревне подняли. Сбежались жители, они всё и рассказали. Ох страху было! Бабы стоят — моргать перестали, по сторонам в ночи озираются. А мужики головы чешут, что делать, не знают. Утро вечера мудренее. По домам разошлись, а поутру решили к священнику местному идти и всё рассказать.
Собралось несколько человек, пришли к дому священника и всё как на духу выложили.
Стали вместе думать.
Решили, что не так просто она за свой мост переживала. Да латала его денно и нощно. Видимо, мост тот соединял не только два берега, но и два мира. Мир мёртвых и мир живых. Не зря ведьма злилась, когда кто-то к ней в дом приходил, через весь луг шагая.
А если к ней кто шёл, то она будто знала или чувствовала и сама навстречу выходила. И уже у моста встречала, а на сам мост зайти не давала.
Всей деревней решили идти. Собрались и пошли к ведьминому лугу. Молотки да топоры с собой взяли. Пришли к мосту, да и начали его крушить. Кто на сам мост взобрался, кто с воды рубил.
Выбежала ведьма из дома. Растрёпанная вся, волосы чёрные по ветру вьются, лицо от злобы перекошенное. Начала слова непонятные выкрикивать. А мужики, что топорами махали, враз и замерли как будто. Стоят, голову то в одну, то в другую сторону поворачивают. Словно не знают, на чью сторону встать.
А Марьяна всё громче кричит. Пальцы растопырила, руки вытянула; глаза горят, словно огонь в них.
И видят бабы, что мужики их уже в сторону самих жён недобро поглядывают.
Священник как увидел то, быстро смекнул, кого ведьма на помощь призывает. Да как заголосил: «Живый в помощи Вышняго...»
Ведьма дёрнулась и как вкопанная встала. Не ожидала, что бабы священника с собой приведут.
А у мужиков словно пелена с глаз спала. В реальность будто вернулись. Смотрят, бабы их испуганные в кучку сбились, крестятся, а священник молитву поёт. Да так басит, что аж мурашки пробирают.
И поднажали они, да расколотили тот мост к чертям собачьим.
Марьяну аж перекосило всю. И куда красота вся делась. Стоит, что ни на есть ведьма! Зашла в реку по колено, проклятьями сыплет, заклинания выкрикивает.
«Я перейду, - орёт она, - я вас всех в ад живыми загоню!»
И вдруг священник подошёл к реке, снял с себя крест, молитву какую-то прошептал и в воду-то крест и опустил. Как на крещение прорубь освещает, так и тогда сделал.
Ох, что началось. Как Марьяна завизжала да из реки бросилась! Словно не вода в ней была, а лава огненная. Выскочила на берег, подол у платья оторвала и давай с ног воду стирать. По берегу метаться стала, в реку снова зайти пытается. Мысок в воду опустит, словно трогает, горячая она иль нет. Выдёргивает и сызнова бежит в другое место. Так весь луг по кругу и оббежала. А где в воду войти, так и не нашла. Видимо, от креста вся вода в реке стала освящённая.
А как поняла, что не выбраться с луга, так бегом в избу побежала.
Постоял народ ещё какое-то время. Марьяна так и не показалась. И разошлись все по домам.
Попервой-то дозор ставили на ночь. Мужики за домом приглядывали, чтоб, если ведьма выберется, люди знали про это.
Так прошёл месяц. Но на лугу словно вымерло всё. Ни лучинки в окне не мелькнёт, ни дверь не скрипнет. Да и сама Марьяна так из дома ни разу и не вышла. Что с ней произошло: с голоду ли померла — ведь так и не смогла она найти, где с острова-то выбраться — или черти ее унесли, так никто и не узнал.
А может, и выбралась как, только не стала показываться.
Поначалу-то ой, как деревенские мести её боялись! А ну как выбралась и обещанное проклятие исполнит?
Но потихоньку остыл испуг — Марьяна так и не появлялась, плохого тоже ничего не происходило. Народ и подзабыл всё.
Спустя годы, молодёжь деревенская, кто похрабрее да наказы бабкины не слушает, в дом тот пролезть хотели. Да только, не доходя до него, пугались и обратно бежали. Говорили, что как только ближе к дому подходишь, словно стонет кто-то и подвывает. Звуки страшные прямо в душу лезут да сердце холодят. И поубавилось прыти у ребятни, оставили попытки к дому пробраться.
И вот дом ветшает, трава разрастается. Время всё быльём покрывает. С тех пор этот луг так и носит название Ведьминого.
Так-то вот, — заканчивал свой рассказ дед, — потому и не советуют на луг тот идти да в дом заходить. А ну как Марьяна не исчезла никуда. А самолично решила обречь себя на смерть, как поняла, что с островка-то не выбраться, святая вода не пускает. И живёт её дух неприкаянный там до сих пор, и, может, ждёт таких вот любопытных, чтоб снова воспрянуть и дела свои страшные творить.
Закончив рассказ и допив чай, дед попрощался, поплёлся восвояси.
— Хрень какая-то, — нарушил тишину Никита. — Байка, может, и интересная, но вряд ли правда. Любой здравомыслящий человек сразу сотню вопросов задаст и легенду разрушит.
— Может, и хрень, но интересная, — сказала Аня.
— Ничего себе, люди добрые, — встрял Олег. — Бабу заживо голодом заморили. Сами к ней пёрлись и сами же недовольны. Ну народ!
— А потому что магия — зло! — произнёс Сергей. — В любом её проявлении! И, беря на себя статус ведьмы, ты априори не можешь рассчитывать на хэппи энд!
— И всё же, я бы туда слазил, — чуть помолчав, бросил Никита.
— Ни к чему это! — сдвинув брови, сказала Аня. — Зачем лезть туда, куда не просят!
День пошёл своим чередом. Солнце, вода, костёр и душистый чай не способствовали мыслям о чёрной магии. Ребята расслаблялись, получая удовольствие от общения с природой.
Время уже перевалило за полночь, и окружающая местность была погружена во тьму, как вдруг раздался звук открывающейся молнии, и из палатки, где спали двое ребят, показалась голова.
Стараясь не шуметь, Никита осторожно выбрался наружу. Не включая фонаря, он пошёл к реке.
Остановившись у самой кромки воды, парень смотрел на дом.
Обернувшись на спящий лагерь и убедившись, что за ним никто не последует, Никита сделал шаг и погрузился в холодную воду реки.
Преодолев расстояние за пару минут, он выбрался на берег. Развязал туго затянутый целлофановый пакет и достал оттуда фонарь. Вокруг стояла зловещая тишина. В темноте дом походил на чёрное пятно. Никита включил фонарь и, крадучись, направился к избе.
Он уже почти дошёл до середины луга, как вдруг начал подниматься ветер. Словно кто-то невидимый включил вентилятор. В тёплую летнюю ночь рывками втискивался холодный воздух. Зашевелилась трава на лугу. Высокая, она колыхалась как море. В душе Никиты зашевелился мелкий червячок сомнений. «А могло ли всё это случиться на самом деле, - думал он. - Что, если и правда эта ведьма жила здесь? И сейчас её призрак ждёт своей жертвы?»
И вдруг откуда-то из травы раздался тяжкий и протяжный вздох. Он был таким глубоким и тяжёлым, что у Никиты по спине пробежали мурашки.
Ветер поднимался всё сильнее. Парень пожалел, что в пакет с фонарём не догадался засунуть футболку.
И снова раздался этот звук, так похожий на стон. Тучи на ночном небе будто сгрудились над окном, погружая всё вокруг в непроглядную тьму. Заухал невесть откуда взявшийся филин, и нервы Никиты дрогнули.
Парень мчался с луга в сторону реки, стараясь не оглядываться. Тремя гребками он преодолел небольшую речушку. Выскочив из неё и наскоро обтеревшись полотенцем, он влез в палатку и укутался в спальный мешок.
Снаружи начиналась гроза. Ливень крупными каплями тарабанил по синтетическому потолку, шум ветра убаюкивал, и постепенно Никиту сморило. Ему снился сон, как красивая, стройная женщина в обтягивающем чёрном платье тянула к нему руки. В её глазах горели искры. Длинные тёмные волосы трепал ветер. Она хищно улыбалась. А за ней мрачной массой, пошатываясь и смотря вперёд белыми пустыми глазами, стояли мёртвые…
Проснувшись утром, Никита уже был не уверен в том, что вчера ночью что-то слышал. Может, это ветер просто шуршал в листве, а может, легенда, рассказанная дедом, сыграла свою роль. Только проверять повторно желания всё равно не было...
Автор: Юлия Скоркина
Источник: 4stor.ru