Можете ли вы сходу сказать, какого цвета таракан? Если ваш ответ — «коричневого», то вы ошиблись.
Это вис. Местами чимекс. С примесью фоэдуса.
Это не просто выдуманные слова. Это цвета, которые вы не способны увидеть. А я могу.
Я — первый и единственный в истории человек, наделённый пентахроматическим зрением.
Это означает, что в сетчатке моих глаз содержится сразу пять видов фоторецепторных колбочек. Практически все люди — трихроматы, то есть их глаза обладают лишь тремя типами колбочек. Каждая такая колбочка способна различать около сотни оттенков, но они работают вместе. Благодаря этому среднестатистический трихромат видит около миллиона различных цветов. А я вижу более десяти миллиардов.
Таким зрением не обладает ни одно млекопитающее. Только голуби и некоторые виды бабочек. Если это звучит для вас как нечто вполне обыденное, то позвольте задать вам один вопрос.
Скажите мне, увидели ли за всю свою жизнь что-нибудь поистине прекрасное? Что это было? Закат? Радуга?
Для меня самым необыкновенным зрелищем стали пирожные. Однажды, зайдя в продуктовый магазин, я увидел на одном из прилавков коробку с пирожными. Не знаю уж, из каких химикатов их создают, но у каждого из ингредиентов есть свой цвет. Когда они смешиваются, получается захватывающая дух мозаика из тысяч и тысяч переливающихся цветов. Конечно, пирожные из-за этого кажутся не слишком аппетитными, но на них уж точно куда приятнее смотреть. Эти цвета неописуемы. Неописуемы в самом прямом смысле, ведь восприятие цвета — это нечто очень личное, крайне индивидуальное.
До того, как я стал пентахроматом, я и представить не мог, что у некоторых явлений есть цвет. К примеру, у движения. Когда какой-либо предмет движется, за ним тянется «хвост» цвета, который я могу описать разве что как «энергичный». Назвать я его решил латинским словом вис — «энергия».
Фрукты в основном раскрашены в несколько разных цветов, но глаз трихромата улавливает только один, самый выдающийся из них. Если бы вы могли видеть персики так, как их вижу я, вы бы, наверное, расхотели их есть.
Я не родился пентахроматом. С младенчества моё зрение было точно таким же унылым и трихроматическим, как и у вас. А затем случилась автомобильная авария. Знаете, какого цвета искры, когда два куска металла на огромной скорости врезаются друг в друга? Я назвал его «энк». Это не латинское слово, а просто звук, с которым машина моей жены столкнулась с Subaru. Цвет энк, на самом деле, довольно успокаивающий — как запах древесного дыма. А кровь... кровь теперь не только красная. Она цвета круор — «кровь». Кровь была последним, что я увидел перед тем, как ослеп.
Виктория была за рулём. Она была пьяна, но не в стельку, в отличие от меня. Мы поссорились. Это была моя вина.
— Стоила она того? Стоила она всего того, что мы пережили вместе?!
Нет, не стоила. Подумать не мог, что я нанял бы проститутку, что я так просто разорвал бы свой брак. Но мне просто стало скучно. Я хотел новых ощущений.
Она отпустила руль, и машина резко завернула на обочину. Я схватился за руль, но повернул его слишком резко, и мы влетели в автомобиль, припаркованный в крайнем ряду. За рулём была семнадцатилетняя девушка. Её позвоночник мгновенно сломило пополам. Она захлебнулась в собственной крови.
Наш автомобиль отскочил и врезался в разделительный барьер посреди дороги. Виктория вылетела из салона, а я оказался прикован к креслу ремнём безопасности. Лобовое стекло разлетелось на миллионы осколков.
Разбитое стекло окрашено в целый ряд цветов. Их так много, что я не смогу перечислить.
Осколки осыпались прямо на меня. Они рассекли мою кожу точно нож скользит сквозь масло. Два крупных осколка впились мне в глаза. Последним, что я увидел, была кровь. Последним, что я услышал, были крики Виктории:
— Боже! Господи! Как больно! Как же мне больно!
Не могу сказать точно, как долго я был без сознания. Без зрения трудно было отличить сон от яви. Рано или поздно я услышал голос:
— Вы меня слышите?
Женский голос. Медсестра.
— Да. Где я?
Она сообщила, что я нахожусь в больнице и что я пережил ДТП, а затем с тяжестью в голосе оповестила, что я останусь слепым до конца своей жизни.
Как оказалось, чтобы «выплакать глаза», сами глаза не нужны. Именно этим я и занимался на протяжении последующих дней — беспрестанно рыдал. Никто не мог меня успокоить. Я прожил в западне темноты неделю, после чего кто-то из руководства больницы сжалился надо мной и вызвал специалиста. Этот учёный работал над неким экспериментальным способом лечения.
— И сколько это будет стоить?
— Нисколько. Я помогу вам бесплатно, — у него был тягучий южный акцент.
— В чём подвох?
Господин Некто с Юга прибыл из исследовательского центра колорадского городка Гилман. Там учёные занимались биомеханическими усовершенствованиями. Им нужен был подопытный с мёртвыми глазами, но при этом с невредимыми оптическими нервами. Кто-то с полностью функционирующим мозгом. Кто-то нуждающийся в помощи настолько, что был бы счастлив побыть лабораторной крысой во славу науки. И — какая удача — этим кем-то оказался я.
Операция заняла несколько часов. Меня заранее предупредили, что новые глаза будут гораздо мощнее и совершеннее, чем мои собственные. Но они забыли предупредить меня о том, что пентахроматические глаза позволят мне видеть то, чего человечество видеть попросту не должно.
Оправившись после процедуры, первым, что я отметил, были мои собственные ногти. Они были цвета, которого я ранее никогда не видел. Я спросил у медсестры, не покрасила ли она мне ногти. Конечно же нет. Её ногти были того же цвета. Я назвал его фоэдус — «пакость». Это даже хорошо, что вы его не видите. Цвет не из приятных. Дыхание медсестры было цвета нубила — «облако». Дыхание большинства людей для меня не имеет цвета, но если человек регулярно курит, то его дыхание окрашивается в нубила.
Мне пришлось свыкнуться и познакомиться со всеми новыми цветами. Всё выглядело по-новому. Человеческие лица так плотно окрашены, что мне легче опознать конкретного человека по этим цветам, чем по чертам лица. Забавно, как столько людей по всему миру до сих пор сетуют о проблемах равенства рас. Когда видишь десять миллиардов цветов, отличить «чёрную» кожу от «белой» становится невозможно.
Иногда мне думается, что моё зрение — это преимущество. Но затем я сразу вспоминаю, как впервые взглянул новыми глазами на свою жену. Вспоминаю о вещах, которые должны во что бы то ни стало оставаться невидимыми для простого человека.
Прошло два месяца с момента аварии, и я увидел её. Виктория пострадала гораздо сильнее, чем я. Кости её рук и ног раздробило на мелкие осколки. Фрагменты костной ткани страшно истерзали её мышечную систему изнутри. Операция, спасшая ей жизнь, продлилась двенадцать часов. Врачам пришлось ампутировать все четыре конечности. Лицо Виктории стёрлось об асфальт, и пересадкой кожи доктора попытались худо-бедно восстановить его. Получилось, прямо сказать, не очень.
До той поры мне казалось, что я был полностью готов увидеть Викторию в инвалидной коляске. Работники больницы поведали мне о её состоянии заранее и предупредили, что оно крайне плачевно. Сказали, что от её конечностей остались только культи. Но они не видели того, что мог видеть я. Не могли предупредить, что на месте ампутированных рук и ног кое-что всё же останется.
Из её перевязанных культей выходило четыре призрачных отростка. Они в некотором роде походили на отсутствующие конечности, но при этом были искривлены и согнуты под неестественными углами. Когда Виктория шевелила культями, призрачные придатки тоже двигались, точно настоящие руки и ноги, только изломанные в нескольких местах. Они были цвета, который я назвал анима — «душа».
Меня пугает цвет анима. Он проявляет себя только при... определённых условиях. У многих ампутантов есть призрачные отростки, окрашенные в анима. Мясо в магазине иногда окутано в облако цвета анима, но только если оно очень свежее. Я долгое время считал, что анима — это цвет смерти. Но на прошлой неделе я узнал, чем он является на самом деле.
Виктория скончалась в прошлый понедельник. Со дня аварии прошёл почти год. Полагаю, пришёл её час. Моя прекрасная Виктория вовсю боролась со смертью, но в итоге её тело сдалось. Она умерла в нашей постели, пока я принимал душ. Когда я обнаружил её, моё сердце облилось кровью. Только когда её не стало, я понял, как мало я ценил её при жизни. Я позвонил в 911 и прилёг рядом, ожидая приезда «скорой помощи».
Её последние дни были особенно тяжёлыми для нас обоих. Несмотря на интенсивный курс медпрепаратов, Виктория страдала от бесконечных фантомных болей. По ночам ей удавалось заснуть, и во сне она вновь и вновь переживала момент аварии. Я старался не думать об этом, но воспоминания о несчастном случае оживали каждый раз, когда мой взгляд падал на призрачные отростки моей жены. Когда смерть пришла за ней, я в тайне надеялся, что так будет легче и для неё, и для меня.
У неё были прекрасные похороны. Я сам выбрал цветы. Они бы ей понравились, несмотря на на то, что она бы не смогла увидеть их во всей красе.
Придя домой, я увидел пятно на той части кровати, где было её тело. Оно показалось мне знакомым.
Это был анима. Цвет её неосязаемых рук.
Я поменял постельное бельё. Через несколько часов пятно появилось снова. Вне зависимости от того, как часто я стирал бельё, пятно продолжало появляться на прежнем месте.
Я стал спать на диване, чтобы убраться от пятна подальше, потому что его цвет напоминал мне о смерти любимой жены. Два дня назад, переодеваясь в нашей комнате, я заметил, что пятно исчезло. Над тем местом, где оно было, теперь парило облако цвета анима. Оно шевелилось. Через пару часов это облако обрело форму человеческого тела. Форму тела Виктории.
Вчера это человекоподобное облако начало перемещаться — пусть и медленно, но очень по-человечески. Сегодня утром оно стояло на кухне, пока я готовил завтрак. Позднее я спросил у соседа, не видит ли он этого силуэта, но он взглянул на меня как на сумасшедшего.
Только мои глаза способны увидеть фигуру цвета анима. У неё нет лица, но я прекрасно понимаю, что она за мной наблюдает. Она следует за мной повсюду. Сидит на пассажирском кресле, когда я вожу машину; стоит радом, пока я жду очереди в банке; смотрит, как я принимаю душ. Даже сейчас она стоит у меня за спиной. Тёмное, окрашенное в неописуемый цвет подобие моей жены. Наблюдает за мной глазами, которых нет.
Я пытался убежать от него, но оно всегда догоняет. Оно никогда не отстанет от меня. Анима — не цвет смерти. То, что преследует меня, не может быть мёртвым, ведь оно осознанно идёт за мной. И движется оно так же, как когда-то ходила Виктория. Это она. Я знаю, что это она.
Я вижу такие облака цвета анима повсюду, они следуют за людьми. Принимают форму наших родных и близких, которые не могут пережить расставания. Такое облако есть почти у каждого. И у вас оно есть, если вам тоже пришлось однажды пережить потерю любимого человека.
И только я могу их видеть.
Виктория, если это действительно ты, то прими мои искренние сожаления. Я жалею о том, что натворил. Я жалею о всех тех словах, что так и не решился тебе сказать. Пожалуйста, прекрати следовать за мной. Я хочу остаться один. Я знаю, ты можешь это прочитать.
ПРЕКРАТИ ПЯЛИТЬСЯ НА МЕНЯ, ВИКТОРИЯ.
Нет, анима — точно не цвет смерти. Эти силуэты живые... по-своему живые. Они — души умерших, оказавшиеся в ловушке. Они не могут уйти. Человеку не было предначертано видеть цвет анима. Мы не должны были знать о том, что ждёт нас после смерти.
Я вижу цвета, которых не видите вы, и в них сокрыта страшная тайна. Нет ни ада, ни рая. Когда мы умираем, мы никуда не возносимся. Мы вынуждены оставаться и молча наблюдать. До скончания времён.
Оставь меня в покое, Виктория. Пожалуйста. Прекрати за мной следить.
Автор: Jaksim
Перевод: Timkinut
Оригинал: There are secrets hidden in the colors you can't see