Дыра всегда была самой тёмной загадкой нашего замка: два метра в диаметре, колодец без дна, привлекал учёных мужей королевства, и отталкивал его священников. Долгими были споры о судьбе неясной ямы, однако указом короля было велено оставить её, уж очень её существование забавляло его. Говорят она была здесь и до этого замка: тысячу лет назад, первые рабы строившие эти стены скидывали туда тела своих погибших от истощения товарищей по несчастью. Впрочем, это всего лишь слухи, возможно они даже пережили своих распускателей. При дворе было принято не говорить о яме, потому что она просто пугала тех кто её видел, а в народе о факте её существования говорили с забавой, дескать король прячет там своих шлюх от сварливой королевы, но эти насмешки быстро стихали с железным шагом городской стражи за углом.
Сама дыра находилась в катакомбах, близь фамильной крипты. То, что дыра бездонна, доказано было опытным путём ещё за 3 века до рождения нынешнего короля этих земель, и проверял ли это кто-либо снова — не известно.
Привлекала загадка ямы многих, и в том числе, отпрыска короля — Сета, непослушного сорванца, который с детства любил лазать по деревьям гораздо больше, чем учиться примудростям правления и правилам этикета. Отец мальчика уехал на охоту, и пребывали они там уже три дня, пока юный Сет, дурачился с сестрой в саду фамильного замка. Солнечные лучи грели живые изгороди вокруг малышей, брызги воды из фонтанов освежали детские лица, и порывы ветра гоняли опавшие листья по двору замка семьи Беллфордов. Сет Беллфорд был единственным кровным наследником короля, горячо любимым мальчиком, которого периодически поучал праведности Архиепископ Ольгард. Их совместные чтения священных писаний не совсем нравились Сету, не только потому что были скучны, но и из-за странного отношения Ольгарда к нему: тот мог безотрывно смотреть как мальчик читает главу за главой, и иногда подходил и потирал его плечи, спрашивая «Хотите ли что-то спросить о содержании, ваша милость?» Впрочем сейчас это было неважно, лето удавалось на славу, из-за великих побед отца в двух недавних войнах, которые сделают их дом богаче, и совершеннолетия его старшей сестры, которая всегда докучала ему, но теперь когда ту выдадут замуж, она наконец уедет подальше на север, где ей и место. Во всех этих счастливых вестях, как и во многих других радостях в жизни Сета, фигурировал его отец. Отец, Бриан Третий, был своенравным монархом, с крепкой рукой и острым умом. Славился своей любовью к кровопролитным войнам, и пышным пирам, куда созывал весь двор и семью, с дальними родственниками. Великая учёность бросалась в глаза каждому, кто встречался с ним лично, а словарный запас пестрил оборотами, которые многие и в книгах не читали. Он проводил много времени за чтением различной литературы, на которую очень жаловался Ольгард, во время совместных чтений. Святоша говорил, что присутствие этих древних писаний при дворе настораживает его, заставляет усомниться в праведности его Величества, и что он обязательно поговорит с ним об этих зловредных фолиантах. Шло время, а Бриан всё ещё читал эти книги, и не стеснялся приобретать в свою личную библиотеку новые, забивая полки ветхими книгами с тёмными переплётами. Маленький Сет слышал возмущения, или же скорее, нервный лепет Ольгарда в сторону короля, всего один раз на днях до отъезда отца. Ольгард просил его оставить свои изыскания, и подумать о детях, сказал, что тех ждёт ужасная судьба если его величество не перестанет. Дальнейший их разговор он уже не слышал, пока те удалялись в крипту, их голоса сначала начали гулко отскакивать от стен лестничного проёма, а потом и вовсе стихли.
У маленького Сета была множество дел, которые требовал от него сделать его наставник при дворе, но какое дело было ему до новых языков, и этикета, когда снаружи такая погода и отец не сможет заставить делать то, чего не хочется ему. А ещё яма: виденная им всего один раз, когда отец водил его в крипту. Он строго-настрого запретил к ней приближаться, и не говорил с ним об этой диковинке с тех пор, даже когда Сет просил его рассказать. Теперь, когда он ушёл, можно было наконец сорвать покровы, кинуть туда латунную монетку, что бы послушать когда она упадёт, или крикнуть туда какую-нибудь пакость, что бы та вернулась, многократно отражаясь от стен. Молодой Сет пошёл к входу в крипту, спустившись куда, можно было увидеть эту самую яму. Дурацкая затея, ведь в крипте холодно, сыро и темно, да и отец наругает если узнает. Чувство незакрытости гештальта берёт верх, малец чиркнув огнивом берёт один из факелов со стены, спускается вниз. Вход достаточно узкий, всего два человека может идти здесь плечом к плечу, и Сет спускался один, по самому центру тёмного спуска. С каждой ступенью чувствовался усиливающийся и нарастающий холод, хотелось согреть ладони, но они были заняты факелом. Осталось совсем чуть-чуть когда Сет вспомнил о ещё одном походе сюда: когда умерла одна из сестёр отца, тот водил Сета в крипту что бы научить его молитвам, там был и Ольгард. Когда все ритуалы и молитвы были вторены, все гости процессии поспешили удалиться наверх, однако отец мальчика встал последним, смотря на яму. Он подошёл к ней, вглядывался в неё, пока Ольгард просил, а затем и умолял его отойти от её края, и тут Бриан сорвался с места и пошёл к выходу, словно смотря сквозь Сета и Ольгарда. Теперь мальчику стало не по себе. Он не отличался храбростью, но интерес был выше малодушных чувств.
Сет ступал к яме, медленно, шаг за шагом, вглядываясь во тьму. Слабый свет факела кажется только усиливал нарастающую мглу вокруг него, она сгущалась как смоль, как чернила, стекаясь к его ногам, удушая его зрение. Ещё три шага, и мальчик встал бы у самого края ямы, но что-то заставило его встать на месте, оглядывая эту обыкновенную дыру в полу своим напряжённым взглядом. Ольгард рассказывал что некоторые вещи, человеку знать нельзя, например, как выглядит Бог. Он учит нас добру, достойной и честной жизни, но на него и одним глазком нельзя взглянуть, что бы поблагодарить: как это всё же несправедливо, думалось мальчику в тот момент. Яма испускала зловонный запах, которого юный Сет не ощущал ранее. Не ощущал не только от ямы, а не ощущал в принципе. И эта вонь вызывала стойкое желание повернуть назад, но то, что не давало повернуть, так это голос отца: яма говорила его голосом, шептала, мямлила. Неужели он там? Кажется он просил помочь ему выбраться, что он застрял тут, и не может вылезти уже три дня. Надо помочь ему, он же страдает! Это слышно в его голосе, пусть он всё меньше был похож на него с каждой секундой. Встав у ямы, мальчик застыл, смотря на то, что смотрело на него, самыми яркими глазами из всех.
Королева была в отчаянии, её муж не возвращался с охоты, а гонцы только исступлённо сообщали, что никак не могут сыскать его. Теперь и её сын исчез, без следа и всякой надежды его отыскать. Ольгард пустил скупую слезу узнав что мальчик пропал, но более всего, придворные заметили то, как тот пытался увиливать от вопросов о короле, и кто выходил с ним на охоту. Ольгард жалел маленького мальчика, оплакивая в своих покоях, и молясь по вечерам о прощении, ибо мальчик всё таки увидел то, чего люди видеть не должны. Ольгард не мог желать такой участи королевскому малышу, ведь служить королю это великая честь, а король, как известно — Бог среди людей.