Выставив перед собой три бутылки ледяного пива, широкое блюдо с горой мясных чипсов, увенчанной сыром-косичкой, я поудобнее устроился на любимом диване перед недавно купленной плазменной панелью и приготовился провести холостяцкий вечер за просмотром любимого сериала. Можно было, конечно, прогуляться, поскольку погода прекрасная – в небе ни облачка, дневная жара спала, но совершать подобные телодвижения не хотелось. Первый день долгожданного отпуска как-никак.
Нажал на кнопку пульта и отхлебнул изрядную порцию пива, потянулся за сыром.
Идиллия.
Однако, блаженство длилось недолго. Дверной звонок залился соловьиной трелью, оповещая о приходе нежданных гостей. Я с явным неудовольствием встал со своего барского ложа и сунув ноги в тапки, зашаркал ко входной двери с бутылкой в руке.
До последнего я надеялся, что прервать начавшийся культурный отдых рискнули либо балующаяся детвора, либо соседка, жгучая рыжеволосая девушка, с которой всё никак не хватало времени познакомиться поближе из-за вечных дедлайнов с работой и прочих дурацких отговорок. Что же сейчас самое время.
Однако я зря улыбался своим мыслям, даже не взглянув в глазок, открывая металлическую дверь и с надеждой выглядывая за порог. Ну конечно, там словно двое из ларца, образовались два моих закадычных друга и заодно коллеги по работе – Юра и Антон. Оба уже с виду под градусом: один с набитым рюкзачком за спиной и бутылкой водки под мышкой, второй со звякающим стеклом увесистым пакетом с торчащей из него палкой сырокопченой колбасы.
— Ооо, это мы удачно зарулили, Тоха, клиент-то подготовлен к мероприятию, — зычный голос Юры оповестил меня что мой безмятежный вечер с пивом и сериалом закончен.
— Точно, дружище, — в коридор вслед за Юрой ввалился рослый Антон, звеня содержимым пакета и обращаясь ко мне, неумолимо добавил. – Витёк, ты ж не думал первый день отпуска без нас отмечать?
— Конечно, не думал. Как раз собирался в гости позвать, а тут вы материализовались, — съязвил я. — Вы чего, мужики? Вам же завтра на работу. Наша гюрза вас порвёт за явку в похмельном виде, а я хотел сериальчик посмотреть. С вами же я завтра полумертвый буду от похмелья и весь день пропадёт.
— Начальница нам завтра выходной дала. У неё с серпентарием девишник в офисе, — невозмутимо оповестил меня Юра, выкладывая снедь из пакета на столик с пивом. Серпентарием мы называли наш отдел бухгалтерии. Заслуженно.
— А у Антона дед помер в Сибири и наследство надежным человеком незадолго до смерти отправил. Настоящий талисман, золотой. Или амулет. Красивая штука, как ни назови. И письмецо к нему приложил, мол помираю, талисман тебе правнучек передаю, по мужской линии. Вдобавок, в письме, историю занимательную расписал на десяток страниц. Интересно, но, по-моему, у столетнего родственника уже с соображалкой плохо было, понапридумал много, — Юра по-хозяйски подтащил кресло к столику, а мы с Антоном уселись на диван.
Мой сериал был безжалостно переключён, вместо него на настенном экране замелькали полуобнаженные девицы, что-то беззвучно исполняющие в попсовом музыкальном клипе. Музыку мы ещё наслушаемся, а пока что обсуждение новостей и процесс приятного возлияния под хорошую закуску. Мы успели выпить по три рюмки, пока разговор не перешел от рабочего к личному.
— Антон, это тот дед, которого ты едва знал? Ветеран войны, который? – спросил я у приятеля, нарезающего колбасу на аккуратные ломтики.
— Ага, — ответил он, продолжая восполнять запасы закуски. Вид у друга был задумчивый. Я же его знаю как облупленного, сразу видно, что с товарищем что-то не так.
— Юрец, а чего Тоша такой смурной. Не из-за деда же переживает, которого не видел лет двадцать? – поинтересовался я.
— Не, не из-за деда. А из-за письма и талисмана. Он его, кстати, теперь с собой таскает повсюду, — хихикнул Юра, разливая по рюмкам очередную порцию водки.
– Покажь Витьку артефакт и расскажи, что в письме было, — обратился он к нашему угрюмому другу. Тот вздрогнул, потом улыбнулся и поднял рюмку.
— Сейчас и прочитаю, и покажу. Я и без письма прекрасно помню весь текст. Прямо в мозг он мне въелся, как наша главбух, — попытался мрачно пошутить Антон и поднял рюмку. – Давайте сначала за Егора Андреевича выпьем. А про историю – я лучше прочитаю. Юра уже слышал, а тебе, Вить, интересно, думаю, будет.
Мы согласно опрокинули в себя спиртное, закусили, и Антон, достал из барсетки кипу исписанных тетрадных листов и начал читать написанное ровным, убористым почерком. В письме содержалось следующее:
— Здравствуй, дорогой внук Антон! Если ты получил моё письмо и коробку с амулетом, то значит я уже в лучшем мире. Не стоит переживать по этому поводу, все там будем. А теперь к делу – хочу рассказать тебе про амулет и Блестящего, который ему подчиняется. Вкратце, что это и откуда взялось.
Как ты знаешь я воевать отправился добровольцем из Сибири, где работал дизелистом на поселковой станции. К тому времени война уже бушевала вовсю, наши откатывались от границ вглубь страны каждый день теряя тысячи солдат. И вот едва мне стукнуло восемнадцать я моментально отправился в военкомат. За полгода до этого я познакомился с местной девушкой, Марией, так её по-нашему называли, а на их языке её имя было Маарыйа и это очень важно. Запомни это имя.
Первая красавица в посёлке была, по ней млела половина тамошнего мужского населения, включая и меня самого. Она тогда работала на почте и была немногим старше меня, на пару лет, и как мне казалось, полностью игнорировала мои ухаживания.
И вот я уже знал, что завтра отправлюсь в сборный пункт, а впереди долгая дорога и кровавая война с очень небольшим шансом уцелеть. Тогда набравшись храбрости я отправился к дому Марии, чтобы изъясниться с ней в последний раз. Терять-то было уже нечего. Тем более братья и отец моего предмета обожания пребывали на заготовке пушнины в тайге, и никто помешать не мог.
Старший электрик с работы где-то достал для меня бутылку хорошего вина и коробку конфет. Снабженный дефицитным презентом я уверенно двигался к предмету воздыхания. Не поверишь, но она меня уже ждала.
Едва я приблизился к окнам её дома, она выбежала мне навстречу, неожиданно обняла, буквально повиснув у меня на шее, потом чмокнула в щёку, не говоря ни слова. Пока я приходил в себя от такого поворота событий, впихнула мне в руки какой-то предмет, завернутый в цветастую тряпицу.
Я хотел заговорить с ней, сам попытался её поцеловать, но она также резко отстранилась, прислонила указательный палец к чувственным губам, призывая к молчанию, и жестом пригласила следовать за ней, в её дом. Я, всё ещё пребывая в ошарашенном состоянии, подчинился.
— Я давно приглядываюсь к тебе Егор, но теперь послушай меня внимательно, — сказала она строгим голосом, едва я пересёк порог и закрыл за собой дверь. – Я знаю, что ты уедешь надолго и смерть начнет за собой непрерывную охоту. Не хочу, чтобы она тебя настигла и вырвала из жизни твоей… и моей. Разверни то, что я тебе дала.
— Я хотел тебе кое-что сказать…, — начал было я, разворачивая ткань и опустив на пол сумку с подарком. Сейчас я должен был произнести заготовленную речь, но…
Я замолк, разглядывая чудесной красоты вещицу из чистого золота. В том, что это было золото, я ни капли не сомневался. К тому времени я уже дважды успел побывать в артели золотодобытчиков, там работал мой дядя, и как выглядит золото, каково на ощупь и вес, я точно знал.
— Нет, у него другая ценность, — вдруг воскликнула Мария, очевидно уловив жадный отблеск в моих глазах, и почти точно угадав мои мысли.
— Что не для этого? Почему? – мне даже стало немного стыдно, что меня девушка прочитала как открытую книгу.
— Присядь, — велела она уже более спокойным голосом, и я осторожно опустился на краешек расстеленной кровати, совершенно забыв про принесенные конфеты и вино. – Я всё тебе расскажу. Только не перебивай, я волнуюсь, хорошо?
Я согласно кивнул и приготовился слушать. Она начала рассказывать:
— Ты знаешь Егор, что моя родня уже две недели в тайге охотится. На почте работы немного, а на выходных и совсем скучно, разве что ухажеров разгонять. Так вот. Я решила провести время с пользой и отправиться в лес за ягодой. Ты знаешь, там за балкой, что в конце поселка, целые россыпи смородины. Самый сезон. Иду я, значит, песенку напеваю, потихоньку плетенку наполняю. Погода отличная, солнышко светит, птицы поют, настроение прекрасное. И вдруг – за минуту всё изменилось: небо затянуло мрачными, рваными тучами, птицы замолкли как по команде. Остановилась и озираюсь. И тут увидела…
Меня озноб прошиб, а ноги пристыли к земле, когда от ближайшего ствола кедра отделилась и направилась ко мне высокая тёмная фигура. С виду человеческая, но без глаз, носа и рта, с одним лишь серым овалом под темной копной то ли шерсти, то ли волос, торчащих клочьями во все стороны. Весь силуэт, казалось, был соткан из непроницаемого плотного серого дыма и лишь отдаленно напоминал человека. Впрочем, он местами имитировал даже подобие обрывков одежды и ту самую шевелюру на неестественно удлинённой голове. Эта тварь была явно не из нашего мира, не из нашей реальности.
Я вспоминала всё что знала о злых духах леса, о недобром шутнике Байанае, о властителе мира мертвых Улуу-тойоне, о неумолимых абасы, деретниках и юёрах. Знание должно было подсказать мне что делать, что предпринять для своего спасения. Но то, что приближалось ко мне не было похоже ни на что из описанного и я совсем растерялась. Существо же, заметив моё смятение, остановилось и на нижней части того, что можно было назвать лицом появилась ухмылка. На рот это всё также не было похоже, просто появилась на сером фоне жирная чёрная линия, которая изогнулась в подобие улыбки. Но боги, до чего она не располагала к веселью, а наводила скорее тоску и ужас!
— Не гадай, моего имени уже давно никто не помнит, — улыбка пропала, а черная линия вибрировала и ходила волной, когда раздавался глухой, проникающий в самую глубину души голос. – Пусть я буду для тебя Безымянным, хотя чаще меня называли Блестящим.
Говоривший взмахнул дымчатой рукой, выписав в воздухе замысловатую фигуру, и страх отступил из моего сознания, хотя общая гнетущая обстановка не изменилась.
— Я вырвался из магической клети, я пленник в нижнем мире и могу покинуть его лишь хитростью и ненадолго, но ты мне поможешь, а я помогу тебе или твоим близким. Ты меня поняла и готова выслушать?
— Да, — просто ответила я.
А что мне ещё оставалось? К тому же я чувствовала, что мне не грозит опасность, не только исходя из слов собеседника. Внутреннее чувство подсказывало мне, что спокойный разговор и принятие предложения существа – лучший из вариантов.
— Полностью избежать плена мне никогда не удастся, но с твоей помощью я смогу иногда покидать свою тюрьму, а точнее с помощью ключа, — с этими словами он протянул мне блеснувший золотом амулет, который едва не обжег мне руки, таким он был горячим. Но я смогла его удержать, и он из горячего через пару секунд стал тёплым.
— Кажется у нас есть шанс, раз ключ не сжёг тебя. Ты не продашь его, и он не уйдет на переплавку или пылиться в сундуке жадного богача. А я смогу иногда наслаждаться свободой. И отблагодарить хранителя ключа, или по-вашему — амулета. Моя клетка слишком хитра, чтобы я мог покидать её иначе. Но не тешь себя иллюзиями, я не несу ни добра, ни благ и богатств, ни вечной жизни. Я сею лишь смерть, каждый раз это будут чьи-то жизни. – последняя фраза говорившего заставила меня попятиться.
— Я не буду приносить тебе людей в жертву, демон, — воскликнула я в сердцах. Страха у меня точно не было, потому что он своей магией отнял его у меня, иначе бы я точно не могла соображать.
— Всё относительно моя дорогая, — кошмарная улыбка вновь вернулась на подобие лица монстра. – Никто не говорит, что это будут ценные жизни в людском понимании. Я стану хранителем на миг своей свободы и буду защищать в минуты смертельной опасности тебя или твоих близких, или на кого ты укажешь. Я не заберу никого, кто не будет нести угрозы. Ты сможешь призвать меня сжав амулет обеими руками и назвав своё имя. Я приду в ином облике, не удивляйся этому. Энергия отнятой жизни будет платой за моё пусть и недолгое избавление от клети. Так ты согласна на сделку? Готова защитить себя и близких?
— Но ведь такой момент может не наступить. Или он будет крайне редким! – попыталась я отделаться от сомнительного предложения.
— Не обманывай себя, тот кто тебе дорог скоро отправится на войну, и я смогу защитить его в одном из своих обликов. А что до редкости моментов, так для меня время течет по-другому, я подожду. Решай скорее, моё время в вашем мире истекает. Берёшь или отдаёшь ключ? — существо повторило вопрос и скрестило кривые палки рук на груди, затем стало более прозрачным. Сквозь его уже неплотное тело проглядывались деревья и кусты.
— Беру! – неожиданно для себя самой вскрикнула я, уже зная кому будет предназначен ключ-амулет. Собеседник торжествующе взвыл, потом стал полностью прозрачным и исчез. В тот же момент лес вокруг стал обычным, светлым, наполненным присущей ему жизнью – со знакомыми шорохами и потрескиванием, пением птиц и легкими дуновениями ветерка. Я развернулась и побрела домой. Какой тут уже сбор ягод.
Я чувствовала, что ты придёшь и вот ты здесь, а значит эта вещица будет хранить тебя от смерти на войне. Кроме того, в тяжкий момент, ты сможешь призвать на помощь владельца амулета. Только возьми его в руки и назови моё имя, дальше он все сделает сам.
Таков был странный подарок моей возлюбленной, а я сидел на кровати и не знал, что ей ответить. Конечно, я, комсомолец, советский человек, не верил ни в каких духов и прочее, но и обидеть Марию не мог, явно усомнившись в сказанном ею. Я завернул амулет в ткань и сунул в карман штанов. Хозяйка дома облегченно вздохнула и крепко прижалась ко мне.
Уходил я от Марии ранним утром, когда поселок ещё спал и никто не видел счастливого парня, возвращающего к себе домой. Хоть и ненадолго. Через три часа я уже был вместе с группой таких же молодых ребят у крыльца военкомата, а вскоре меня закрутил вихрь страшной, нет, чудовищной войны. Кровь лилась рекой, ни мы не знали жалости к врагу, ни он к нам. Я только успевал обзавестись новыми друзьями, а после очередной атаки фрицев, оставался в окопе среди немногих выживших, а то и вовсе один. Почти все время мы или оборонялись, или отступали. Люди в моем взводе гибли непрерывно, менялся личный состав, а меня даже не оцарапало. И я поверил в талисман, амулет, ключ, как бы эта хреновина не называлась.
Я ни разу до того ночного боя под безымянной железнодорожной станцией не взывал к помощи вещицы, не брал голыми руками, не называл имени Марии. Просто таскал артефакт с собой везде, где только мог. На осмотрах прятал в противогазную сумку или под одежду. Почти сросся с ним.
Нас было восемнадцать человек. Всё, что осталось от полнокровной мотострелковой роты, отправили на закате ветренного июльского дня вместе с командиром, лейтенантом-желторотиком, занять позиции на разбитой бомбардировкой станции. Скажу тебе, там нечего было защищать кроме самих путей. Здание станции превращено в руины, вагоны разнесены в щепки, лежащий на боку, опрокинутый взрывом, черный от сажи тепловоз, представлялся мёртвым чудовищем. В паре сотен метров – поднимаются в небо дымы от разбомбленной деревни. С той стороны ожидались пытающиеся проникнуть в советские тылы разведгруппы противника, и мы должны были не допустить просачивания этой самой разведки.
Дотемна отрыли окопы-ячейки для стрельбы лежа, лейтенант дал команду на перекус и короткий отдых. Он вышел перед бойцами, собираясь произнести пламенную речь и замер.
До нас донёсся приближающийся гул моторов со стороны догорающих деревенских остовов, и это означало только одно – на нас шел враг. Никакая не разведка, не парочка мотоциклистов, а целое танковое подразделение, наверняка поддержанное пехотой. По команде лейтенанта мы залегли по ячейкам, приготовили гранаты, наши два ПТРД разместили в развалинах станции, там позиция для них получше, и ждали врага. Вскоре показались яркие кругляши фар вражеских бронемашин, их мрачные очертания, между ними двигались густые цепи пехотинцев. Единственным нашим преимуществом было то, что нас противник пока не заметил.
Антоша, я когда увидел, что на нас движется не менее двух рот пехоты при поддержке десятка танков, понял – всё! Сомнут нас как пить дать. Выбьют наши солдаты из противотанковых ружей танк-другой, ну может гранатами еще один обездвижим. Это максимальный успех, которого мы могли достичь. Потом противник раздавит нас гусеницами, изрешетит пулями автоматчиков, пройдет дальше по остывающим трупам моих товарищей, уйдет рвать наши тылы. И сколько потом хлынет фашистов за ними мы уже не узнаем. К тому времени, я был уже бывалым воином и прекрасно понимал расклад. В мой амулет уже как-то не верилось, а достать его из противогазной сумки и заорать имя моей любимой я почему-то заставить себя не мог. Боялся выглядеть в момент последнего боя перед товарищами идиотом, наверное. А может надеялся, что немцы, напоровшись на нас в сумерках, не поймут какие малые силы им противостоят и отступят в ожидании подкреплений. А там и наши подойдут, или будет приказ отступить. Лейтенант отправил одного солдата посыльным доложить об обстановке.
Конечно же они не отступили, завязался жаркий бой. Бронебойные патроны наших противотанковых ружей синими искрами рикошетили вверх и в стороны, а противник поливал нас огнём из танковых пушек и стрелкового оружия пехотинцев. Из ПТРД удалось заклинить башню одному танку, он остановился, но другие продолжали движение в нашу сторону.
Мои товарищи гибли один за другим, автоматчики врага сгруппировались за черными корпусами движущихся на нас стальных громадин, и мы уже не причиняли вреда даже пехоте. Оставалось подпустить наступающих поближе, забросать гранатами и сцепиться врукопашную, подороже продав свои жизни. Близкий разрыв снаряда контузил меня и буквально разорвал на части нашего лейтенанта. Я ничего не слышал, в голове звенело, во рту ощущался металлический привкус крови, а мой ППШ изрешетило осколками, превратив его в бесполезный хлам. Я немного приподнялся и огляделся. Пара вспышек от выстрелов неподалёку указывала на то, что кроме меня в строю осталось лишь двое ребят из нашего отряда. Я отбросил в сторону покорёженный автомат и ощупал свои карманы. Одна граната и нож-финка. Это всё оружие, которым я располагал.
Ухнули очередные разрывы и судя по смолкшей стрельбе с нашей стороны, я остался один, скорчившийся на дне своего окопчика. И я решился. Отложил в сторону гранату и нож. Сунул руку за пазуху, достал тряпицу и развернул её, изо всех сил сжал обеими руками реликвию и выкрикнул имя своей возлюбленной.
Сначала ничего не произошло. Как я и говорил, с нашей стороны уже никакого огня не велось, некому было. Только стоны кого-то из ребят, очевидно раненого, доносились из соседней ячейки. Всё ближе грохот вражеских машин, всё чётче слышна иностранная речь наступающих, готовых зачистить наши окопы. И вдруг – вспышка! Я осторожно высунулся из укрытия, я должен был это увидеть!
Из абсолютно чистого, уже покрывшегося звездным одеялом неба, второй раз беззвучно прорезала поле боя сверкающая, яркая паутина, похожая на молнию. Хотя откуда ей тут было взяться? Да и грома никакого не было, никаких природных намеков на грозу. Последовала ещё одна вспышка и ещё. Окрестности этими проблесками освещало как днем, пусть и ненадолго. Вспышки всё учащались, сплетаясь в яркую сеть, и наконец собрались в блестящий человеческий силуэт. Настолько блестящий, что смотреть на него можно было с трудом, но в тоже время от этого явления невозможно было оторвать взгляд. Он стоял неподвижно всего секунду, а потом стремительным, почти незаметным глазам движением оказался рядом с разинувшим рот немецким автоматчиком и коснулся его. Солдата мгновенно охватило пламя, и он дико заорал, окутанный белым огнем, и падая на колени.
Впрочем, вопль погибающего почти сразу прервался, поскольку он обратился в прах, медленно разваливаясь и оседая облачком искрящегося пепла.
Гитлеровцы сначала опешили от таких событий, а потом открыли по блестящему силуэту, прикончившему их товарища, шквальный огонь, застрекотали также и танковые пулемёты.
С тем же успехом они могли бы поливать свинцом пустоту. Те пули, которые попадали в Блестящего вспыхивали и падали на почву расплавленными каплями, поджигали траву вслед мечущемуся метеором между солдат ослепительному существу. А оно, неумолимо убивало, сжигая моих врагов. Ближайший танк не спасла мощная броня. Блестящий коснулся корпуса, и танк в считанные секунды разогрелся до багрового цвета. А как орали внутри танкисты, горящие заживо! От сильного нагрева рванул боекомплект, срывая башню танка. Существо не останавливалось и продолжало свою неумолимую жатву.
Затем, поле боя так заполонили всполохи пламени и клубы дыма, что я уже не мог толком рассмотреть, что там творилось. Лишь изредка мне удавалось разглядеть блестящий силуэт, сеющий смерть. Наконец, уцелевшие враги сообразили, что их спасение в бегстве и бросились прочь, бросив технику и оружие.
Блестящий не преследовал их. Более того, как только местность, усыпанную кучками пепла и чёрными грудами развороченных, догорающих танков, покинул последний немецкий солдат, существо остановилось, стало менее ярким, потом побагровело, потемнело и вовсе исчезло из моего поля зрения. Зато амулет нагрелся так, что я, вскрикнув, выронил его из рук.
Ещё с минуту я бессмысленно оглядывал место разгрома моих врагов, а потом меня привёл в чувство стон из соседнего окопа. Один из моих товарищей, санинструктор Виталий, был ещё жив, но истекал кровью. Я бросился ему на помощь, вспоминая его же уроки перевязки ран. Перевязал насколько мог и плюхнулся на землю рядом, совершенно обессиленный. Перед глазами у меня ещё стоял образ Блестящего, и я испытывал даже теперь, когда смертельная угроза миновала, безотчётный страх.
Почему? Ведь он меня спас? Такие вопросы я задавал сам себе, однако меня трясло от ощущения, что я пересёк некие запретные черты, нарушил естественный ход миропорядка и обманул судьбу. Я не уверен, но мне показалось, что я услышал шепчущие мне прямо в разум голоса, грозящие немыслимыми карами и погружающие меня в ещё более глубокую пропасть липкого ужаса. Голоса давили на меня, оглушали мерзким шёпотом. Они уничтожали мой разум, но когда я был уже грани безумия, то исчезли. Мир вернулся ко мне с запахом удушливой гари, тянущейся от места побоища, и привычными звуками.
Первые дело, которое я сделал, придя в себя – поднял остывший амулет, снова укутал его в тряпицу и спрятал за пазуху. Потом взвалил на спину потерявшего сознание санинструктора и поплёлся в сторону позиций нашего батальона. До них было не менее десяти километров, но я готов был пройти и больше, лишь бы уйти от места разгулявшейся здесь недавно смерти. Странное дело, я испытывал панический ужас перед непонятной мне природой Блестящего, но перед его вместилищем-амулетом никакого пиетета не имел. К тому же я вспомнил, что этот предмет всего лишь временный ключ к клетке того, кого действительно стоит бояться.
Я долго тащил своего раненого товарища, который то приходил в себя, то терял сознание. До того момента, пока я не увидел наши передовые позиции у меня было много времени поразмыслить о том, что я доложу по прибытии в часть, чтобы не прослыть сумасшедшим. Самым разумным было представиться контуженным и вообще поменьше болтать, а я и правда был контужен в бою. Так что это не составило большого труда, а потом и вовсе затерлось в неразберихе войны.
Однако главным принятым мной решением было ни в коем случае больше не высвобождать Блестящего без крайней на то необходимости. Не зря ведь его запер в магическую тюрьму кто-то ещё более могущественный, возможно, за невероятно чудовищные грехи. Кто его запер и кто таков сам Блестящий, я даже не пытался осознать. Я не находил никакого сравнения с существами в прочитанных мной в детстве книгах о призраках, чертях, бесах и прочей нечисти. А потому я запер эти вопросы в самом уголке своего сознания, хотя они и мучают меня спустя много десятков лет, даже сейчас, когда я пишу тебе, мой дорогой внук, своё письмо.
Ты можешь считать меня безумцем, выжившим из ума стариком, но умоляю – сохрани этот амулет, и может быть однажды он спасёт тебе жизнь. Однако напомню ещё раз, используй его лишь в самом крайнем случае. Я не знаю в каком образе он придет к тебе на помощь и насколько будет разрушителен. Также, голоса мне тогда нашептали, что чем чаще Блестящий будет оказываться на свободе, тем слабее будет его клетка. Я прошел войну до конца, и ещё не раз был в смертельной опасности, но больше не решился прибегнуть к запретной помощи. Будь осторожен и ты, Антоша и помни мои слова.
На этом заканчиваю своё письмо. С любовью, твой дедушка, Егор Андреевич Гридчин.
На этом Антон закончил чтение письма и отложив листы в сторону посмотрел на меня. Признаюсь, рассказ меня заинтересовал, можно сказать – зацепил, но я, как истинный атеист, конечно, в него не верил. Юра же не выражал никаких эмоций. Пока Антон читал мне послание Егора Андреевича, он опустошил треть бутылки и теперь сонно поглядывал на девиц, мелькающих на настенной панели. Ему ведь не в первый раз приходилось слышать содержание письма деда Егора, а взгляды на сверхъестественное у него были сходны с моими. Он был законченным материалистом.
— Послушай, дружище, — начал я, мучительно пытаясь придумать, как не обидеть Антона своим неверием и не оскорбить память его почившего родственника, оставившего в наследство драгоценную вещицу вкупе с таинственной легендой. – Мне кажется, твой уважаемый дед решил тебя напоследок развлечь или же приложить к амулету любопытную историю, чтоб у тебя было меньше резона от него избавиться, продать или ещё как-то.
— Может и такое быть, — Антон помрачнел, спрятал письмо в рюкзак, а амулет в карман джинсов. Потом тяжело поднялся и сообщил мне. – Знаешь Вить, я, наверное, дома заночую, а Юрка пусть у тебя поспит, его развезло вон. А я пройдусь, проветрюсь, мне тут недалеко, пара кварталов. Утром заскочу к тебе на кофе и этого охламона заберу.
Он ткнул пальцем в задремавшего Юру. Тот промычал что-то невнятное.
— Лады, — согласился я. – Пусть ночует. А ты, Тоха, не обижайся, история и впрямь интересная, но ты ж знаешь, что я верю только в то, что могу пощупать и попробовать на зуб.
— Я и не обижаюсь, — улыбнулся мой друг. – Ко мне подруга через часок приедет. Валька, адвокатша, которая с офигенной фигурой. Написал ей только что, и она ответила, что приедет.
— Так может лучше пусть она тебя заберёт. Тебя вон слегка пошатывает, да и райончик у нас последнее время небезопасный. Девчонку из соседнего подъезда два утырка с ножами на той неделе, ночью, испугали и сумочку отняли. Со смены одна возвращалась. Этих гадов так и не отловили насколько мне известно.
— Да ну, то девка, а то я. Во мне сто килограммов веса, — усмехнулся Антон, направляясь к дверям. — К тому же мне надо проветриться перед приездом подруги, дабы не облажаться.
— Как хочешь, — хмыкнул я, выпроваживая его на лестничную площадку.
Мы распрощались, а я собрался выйти на балкон покурить. Юрец, тем временем, вовсю давал храпака, запрокинув голову на спинку кресла. Я вздохнул, сгрёб со столика початую пачку сигарет и зажигалку и направился на балкон. Открыл пластиковые створки и вдохнул свежий, ночной воздух. Посмотрел вслед удаляющейся одинокой фигуре Антона – с балкона пятого этажа его было хорошо видно в свете фонарей даже за сотню метров. И будет видно пока он не свернет за угол следующего дома. Я закурил, задумчиво смотря то на силуэт товарища, то на светящиеся окна других многоэтажек. В такое позднее время этих сигналов неспящих граждан было совсем немного. А на улице – и вовсе ни души. Ни одной едущей машины или пешехода. Город словно вымер.
Хотя нет, вон две длинные тени скользнули из арки соседней многоэтажки и ускоряя шаг побрели в сторону моего уходящего друга. Моё сердце ёкнуло от тревоги. А что, если это те два упыря, ограбившие девушку?
Пока я размышлял, покачивающаяся фигурка Антона уже свернула за угол дома, и за ней вознамерилась провернуть маневр подозрительная парочка. В душе я уже практически уверился, что это были они и следуют за моим подвыпившим товарищем. Через сотню метров от того дома, где свернул Антон, будет темный проулок и именно там может случиться непоправимое. Мой товарищ не нежная барышня, он не отдаст ничего и полезет в драку, полезет на нож… Медлить нельзя!
Я быстро вернулся в комнату, схватил телефон и нажал вызов абонента «Тоха». На кухне заиграла заливистая мелодия. Твою мать, да он телефон забыл вдобавок у меня!
Недолго думая, я пихнул чужой телефон в карман, схватил из кухонного ящика увесистый газовый ключ, запрыгнул в кроссовки и вылетел на лестничную площадку. Расталкивать разомлевшего Юрку и объяснять ему возникшую ситуацию не было времени, и я понёсся, перепрыгивая через ступеньки вниз, к подъездной двери. Хмель мигом выветрился из моей головы. Во время моего сумасшедшего бега в глубине сознания тлела надежда, что я ошибся насчёт тех двоих, и они вовсе не Антона выслеживают. Но пока оставалась вероятность подобного риска, я просто обязан быть рядом с другом. Поэтому я, вылетев из подъезда, помчался аки олимпийский спринтер к предполагаемому месту преступления. Нёсся изо всех сил, уже повернул за искомый угол многоэтажки, ворвался с газовым ключом наперевес в темный проулок. И всё равно не успел…
Полумрак короткой аллеи-проулка с единственным грязным фонарем в самом её начале, осветила ослепительно-яркая паутина, на миг показав мне пятящегося от наседающих хулиганов Антона, что-то крепко сжимавшего в руках. Вспышка блеснула ещё раз ещё более густой сетью и собралась в сверкающий пучок за спинами вооруженных ножами бандитов. За ту секунду, что те разворачивались лицом к странному явлению, пучок разросся до размеров рослого мужчины, вернее до его светящегося силуэта – без глаз, носа, да вообще без всяких лишних предметов. Силуэт коснулся обоих мужчин, и негодяи обратились в живые пылающие факелы. Они с воплями пытались сбить с себя пламя, но оно лишь сильнее жгло их тела. Ещё пара секунд и хулиганы замолчали навсегда, рассыпавшись в неровные, искрящиеся кучки пепла. Блестящий спаситель воздел обе руки к небу, торжествуя, затянулся сначала оранжевым, потом розовым цветом и… исчез, оставив разинувшего рот Антона и остолбеневшего меня в полутьме аллеи.
Я первым пришел в себя, заметив тёмное пятно крови на предплечье моего друга. Подбежал к нему, пока он судорожно прятал амулет в карман.
— Ты ранен? – спросил я его.
— Ерунда, царапина, — ответил Антон. – Но я испугался и…
— Я видел, Тоша. Это был он! – я не хотел называть Блестящего по имени.
— Да, он, — подтвердил мой друг потускневшим голосом. – А эти двое придурков… даже не знаю, что сказать. Это чересчур. И что вообще теперь делать? Как мы эту хрень в полиции объясним?
— Никак, — твёрдо заявил я. – Они получили по заслугам. Думаю, набралось в совокупности. Сейчас мы вернемся ко мне в квартиру, обработаем твою рану и сделаем вид, что ты никуда не уходил. Переночуешь у меня, а завтра свалите по своим делам.
— А Юрке расскажем? – выдавил из себя Антон, не отводя глаз от двух кучек переставшего искриться пепла.
— Не нужно. Скажем, что порезался на кухне. Пойдём уже, — я дернул его за здоровую руку.
Он не сопротивлялся и послушно потопал со мной обратно, а я шёл и думал о том, какие ещё создания, наделенные сверхъестественной силой, могут появиться в нашем суетном, привычном мире и насколько мы слабы перед ними.