Мое детство прошло в плохом районе. Мы с родителями жили на окраине города, в старом трехэтажном доме. Ветхая развалюха с давно неисправным отоплением превращалась зимой в холодильник, а летом — в рассадник мышей и тараканов. От квартир снизу несло сыростью и тухлятиной.
В холодное время мы с братом спали в одежде, тогда это даже казалось чем-то забавным.
Наша семья все эти годы оставалась «белой вороной». У матери нельзя было одолжить сторублевку до получки, отец не стремился к приятельским посиделкам за бутылкой. Они много работали и проблемы рядового соседа-алкоголика были им чужды.
Именно благодаря алкоголю — а точнее, его отсутствию, мы не были похожи на других.
На нашей улице пили все. Бесформенные женщины с грубыми лицами и одутловатые краснокожие мужчины устраивали грязные оргии, а их дети, похожие на крысят, рылись в мусорках, выискивая бутылки.
Эти дети, зачуханные и забитые, стали для нас с братом лучшими друзьями. Сейчас это кажется странным, но тогда мы не замечали различий. Как и все, мы играли в футбол, собирали фишки, строили шалаши. В счастливом детстве мы были истинно равными.
Мы были юными и бессердечными, и не знали жалости. Жертвой наших жестоких шуток чаще всего становился дворовый сумасшедший Александр по кличке Шапочка. Свое прозвище он заслужил тем, что в любое время года носил уродливую ушанку из какого-то светло-рыжего меха. Саша-Шапочка бродил по двору, невпопад смеялся, и, в общем, был безобидным тихим психом, которого и трогать было незачем — но что нам было до этого? Шапочка был легкой жертвой, и мы обливали его водой из бутылок, пытались сбить злосчастную шапку с головы, толкали его в грязь. Он гневно размахивал руками и кидался камнями в ответ, долго и визгливо ругаясь.
Весь район был площадкой для игр. Мы играли с мячом у гаражей, забирались на деревья в соседней рощице, и пропадали до позднего вечера.
Любимым развлечением были прятки. Нужно было не просто умело спрятаться, а суметь обхитрить ведущего, и первым прибежать к загаданному месту — после этого можно было кричать бессмыслицу вроде «Пара-выра, Женя!», и радоваться победе. Конечно, то же самое мог делать и ведущий, если добегал первым — и тогда ты проигрывал и ждал следующего раза.
В одной из таких игр ориентиром служила лавочка напротив дома. Я забежал за угол, и смотрел, как долговязый Андрей расхаживает по двору, не отходя от лавочки далеко. Андрей бегал быстрее меня, но он был нетерпелив, и я решил взять его измором. Направившись в сторону от дома, я спустился вниз по склону, к старому оврагу.
Здесь из земли выходили две бетонные трубы — шириной с человека. Одна из них была закрыта ржавой решеткой, а вторая треснула, открыв отверстие, куда я вполне мог бы пролезть.
Сейчас, вспоминая прошлое, я не могу поверить, каким идиотом я был. Тогда мне было девять. Я мог оступиться и свернуть шею. Если бы что-то случилось, вряд ли меня нашли бы вовремя — трубы находились вне поля зрения прохожих, а сам овраг был слишком скучен для дворовых ребят — вероятно, именно поэтому я туда и полез.
Я спустился и присел на корточки, осматриваясь. Оказалось, что труба, изогнувшись под прямым углом, уходила куда-то вглубь склона, в сторону домов. В паре шагов от меня проход был закрыт решеткой, и как бы ни было любопытно, пройти дальше я не мог. В трубе было неожиданно тепло и пахло чем-то кислым. Где-то в глубине лилась и шумела вода. Сидеть в трубе мне быстро наскучило, и я вылез спустя пять минут, случайно наступив в мелкую лужицу.
Уже стемнело, и ребята разошлись по домам, а я получил нагоняй за то, что пропадаю на улице дотемна.
Тогда я не придал этому значения.
Шли годы, и мне стукнуло двенадцать. Родители развелись, и брат уехал с отцом в другой город. Я пробовал курить и все больше шатался по дворам в одиночестве. Детская дружба с соседскими детьми как-то затихла сама собой. Большинство из них стали напоминать родителей, а пятнадцатилетний верзила Андрей напился, отправился купаться на реку и утонул на мелководье.
Где-то в это же время пропал Саша-Шапочка. Говорили, что его увезла сестра.
Как-то вечером я проходил мимо того самого оврага. Теперь его облюбовали беспризорные псы — стая тощих, вечно голодных дворняг. Обычно они целыми днями жались друг к другу в попытке согреться, их темные тела выделялись на фоне бетонных труб.
В этот раз собак почему-то не было — я решил, что они разбежались в поисках еды. В задумчивости я рассматривал это место, вспоминая, как залезал в одну из труб несколько лет назад.
Откуда-то снизу я услышал едва различимый скулящий звук. Стало интересно. Я подумал что это, должно быть, щенок — тогда я еще любил собак.
Затушив сигарету, я спустился к трубе, собирая на ботинки комья грязи. Я заглянул внутрь и увидел, что на дне, чуть поодаль и вглубь трубы, сидит вроде бы маленький щенок со светлой шкурой. В полумраке его нельзя было рассмотреть внимательно, но по размерам он напоминал крысу или морскую свинку. Время от времени он шевелился, и тихо скулил.
В двенадцать лет мне безумно хотелось иметь собственную собаку. Родители были категорически против, и мне пришла в голову идея — если уж нельзя купить мне щенка, так может, я заберу этого из трубы и возьму себе?
Мои размышления прервал шорох — я повернулся, и остолбенел. Справа от меня стояли три собаки и внимательно глядели на меня. Массивные, с белоснежной шерстью, они совсем не напоминали привычных хилых дворняг, обитающих здесь. Похожие на статуи, псы выглядели одинаково. Раньше я таких не видел.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Собаки не двигались, не рычали и ничем не проявляли агрессии. Мой первый шок начал отступать, и я осторожно сделал шаг назад.
Дальше все происходило словно в какой-то дымке.
Я помню, как псы, ни издав ни звука, одновременно бросились вперед. Я рывком развернулся, и метнулся прочь, вверх по склону. Я видел только дорогу перед собой и не чувствовал ничего, кроме ударов сердца, разрывающего грудную клетку. Эмоции и мысли отключились.
Явственно запомнился момент, когда я немного забуксовал на влажной земле, из-под подошв полетели камешки. Я понял, что не успеваю убежать, и развернулся на месте, готовый встретить собак лицом к лицу.
Но их не было.
Я был ошарашен. Собаки не стали меня преследовать? Отдышавшись, я бродил по улице, успокаиваясь, а потом ушел домой, вскоре забыв о щенке.
С временем я забыл и про этот случай.
Когда мне исполнилось девятнадцать, я устроился на подработку — на месте оврага планировалось построить парковку, и меня взяли помощником, благо к тому возрасту я уже умел обращаться с техникой. Постепенно, начиная с одного края, овраг засыпали строительным мусором, кусками застывшего бетона и щебнем, утрамбовывая верхний слой. Затем на этот мусорный фундамент планировалось положить асфальт. Халтура, конечно, но кого это волновало?
Овраг постепенно заполнялся, и со временем я добрался до того самого места, где когда-то нарвался на собак. Знакомые бетонные колодцы по-прежнему торчали из земли. Я сделал перерыв и закурил. Нахлынули воспоминания, вспомнился случай семилетней давности. Я посмеялся над своей тогдашней наивностью.
Вдруг, как и пять лет назад, из трубы донеслось поскуливание. Меня охватило чувство дежавю. Судя по всему, в трубах по прежнему жили какие-то собаки. Неудивительно — удобное место, скрытое от посторонних глаз.
В любом случае, нужно было их выгнать — в ближайшее время стройка доберется сюда, и все будет засыпано щебнем и каменной крошкой.
Я был одет в рабочий комбинезон и не боялся испачкаться, к тому же, в набор повседневных инструментов входил карманный фонарь. Я решил сначала попробовать выманить собак оттуда.
Не доходя пары шагов до трубы, я отчетливо услышал чей-то голос, и замер, прислушиваясь. Из трубы донеслось тихое «...Слышишь?».
Внутри кто-то был. Я подошел вплотную к трубе и снова услышал «Слышишь?». Минуту спустя тишина сменилась скулящими звуками. Не было никакого сомнения, что голос идет из трубы.
Я посветил внутрь.
Так же, как и пять лет назад, на том же самом месте лежало что-то, покрытое шерстью, предмет, который я когда-то принял за щенка, но это было не живое существо.
Чья-то рука зажимала в руке кусок рыжеватого меха… это шапка? Я мог видеть руку до локтя, остальное фонарик не высвечивал. Снова раздалось поскуливание, и кулак неизвестного сжался, рука пошевелилась, затем вновь опустилась на землю, и прозвучало отчетливое «Слышишь»?
Не могу понять, почему я не испытывал страха в тот момент. Все было словно в легком тумане и казалось каким-то нереальным.
— Эй, кто там? — спросил я, наклонившись пониже, — Ты как туда попал?
Молчание, затем снова «Слышишь?» из глубин.
— Ты сам-то меня слышишь, придурок? Что ты там делаешь? Эй? — крикнул я в трубу. Я решил, что какой-то бомж напился и заночевал в трубе, а теперь словил белочку и не может выбраться.
Конечно, мне следовало сначала позвать кого-нибудь. В конце концов, нужно было вызвать ментов и сбросить всю историю на них. Но в трубе мог быть кто-то из моих соседей, и нужно было узнать, кто именно — тогда проще всего было бы вызвать родственников.
Я аккуратно шагнул в трубу — теперь она казалась совсем узкой и высотой доходила мне до пояса — согнул колени, опускаясь и пачкая комбинезон.
Я увидел, что половина решетки, перегораживающей трубу несколько лет назад, сломана, согнута вбок, открывая проход. В трубе, опустив голову, лежал грязный мужчина в вонючей одежде. Его правая рука была вытянута вперед, сжимая светло-рыжую советскую ушанку. Мужчина пошевелил рукой и заскулил, его кулак сжался, рука дернулась и вновь опустилась.
Я похлопал фонариком ему по руке, и посветил в лицо.
Мужчина приподнялся, поднял голову и посмотрел на меня. Холодок пробежал у меня по спине.
Я узнал Сашу-Шапочку.
Он продолжал смотреть на меня пустым взглядом. Судя по всему, Шапочка не понимал ни кто перед ним, ни где он вообще находится. Он снова произнес «Слышишь?», сдавливая шапку в кулаке. Я не мог представить, как он здесь оказался.
— Саша, ты меня понимаешь? — спросил я, — Помнишь меня? Пошли домой, понимаешь? Давай руку. Домой пошли!
В ответ он только снова заскулил. Я протянул руку и схватил его за куртку, потянув на себя. Вдруг Саша заверещал, дернул головой и резко укусил мою ладонь. Я вскрикнул, и отдернул руку — он прокусил кожу до крови.
— Ты что творишь? — воскликнул я, морщась от боли. Шапочка не ответил. Он все также тупо смотрел на меня, не проявляя эмоций.
— Ну и черт с тобой, псих долбаный, пусть тебя отсюда менты выковыривают — заявил я, и уже собрался вылезать из трубы, как вдруг услышал шорох откуда— то из глубины.
Я посветил фонариком вглубь.
В трубе, за сломанной теперь решеткой, в нескольких метрах от меня корчилась собака. Она выглядела так же, как и те, от которых я когда-то убегал — белая шкура, мощное тело.
Собака смотрела куда-то в пустоту стеклянным взглядом. Ее пасть не открывалась, она не пыталась лаять или рычать. Словно поломанная механическая кукла, пес продолжал извиваться. Единственный звук, который я мог расслышать — шуршание тела по бетонной поверхности.
У собаки не было лап.
Когда фонарик осветил ее морду, собака перестала крутиться, повернулась в мою сторону, и уставилась на меня.
Я застыл, пораженный отвратительным зрелищем.
Сгибаясь, как гусеница, собака начала ползти в мою сторону. Ее тело гнулось и вытягивалось, словно сделанное из резины.
Шапочка застонал и перевернулся на спину. С ужасом я увидел, что у него нет ног ниже колен, штанины болтались свободно.
Собака успела доползти до дыры в решетке и начала проталкивать тело наружу. Ее шкура бугрилась и ходила волнами, под кожей словно что-то шевелилось. Я смотрел в ее серые мертвые глаза.
… Вдруг я услышал голос бригадира, который материл меня где-то наверху.
Наваждение спало.
Я выскочил из колодца, и, спотыкаясь, помчался прочь. Убегая, я еще успел услышать приглушенное «Слышишь?» за спиной. Я не оборачивался.
В этот же день я взял расчет и уехал из города. С меня хватило. Сейчас я живу в подмосковном поселке, у меня хватило сбережений, чтобы купить комнату в коммуналке. Я работаю в автосервисе уже около десяти лет.
Парковка давно построена, и трубы погребены в земле.
Иногда я вспоминаю события прошлого, анализирую, пытаясь понять, что же произошло.
Я был бы рад обманываться, убеждать себя в том, что мне показалось, но мне не дают покоя факты:
Собаки не способны передвигаться, сгибая и расправляя тело на манер гусениц, или червей.
Сам Саша-Шапочка, пропавший много лет назад, внешне не изменился, выглядел так, же как и раньше — не было признаков истощения, одежда была такой же. Как он лишился ног, я не пытался и предполагать.
Я забирался в трубу в полдень, а выбрался уже вечером. Бригадир, благодаря которому я вовремя опомнился, искал меня, думая, что я прогулял смену. То есть, я пробыл в трубе не менее шести часов.
И самое главное — моя ладонь со следами сашиных зубов. Врач проверял, это укус человека. О причине шрамов я солгал.
Так или иначе, я пока что не нахожу ответа. Бывшие коллеги сообщали, что не раз видели странных белых собак вокруг парковки. Они подолгу наблюдают за людьми, но не приближаются. Похожие друг на друга псы никогда не лают, и появляются только ночью.
Они снятся мне постоянно.
Неделю назад по телевизору показали, что на месте того самого оврага планируют построить супермаркет. Это значит, что парковку снесут, а строительный мусор, который мы когда-то укладывали, уберут — им понадобится более надежный фундамент. Значит, они доберутся и до труб.
Может быть, тогда я наберусь смелости, чтобы все рассказать, и полиция сможет достать Шапочку из трубы.
Я уверен, он все еще там.
Автор: AcTapuT