Герр Фогель всегда приходит под Рождество. Каждый раз директор герр Ойген отбирает самых красивых детей, накануне отправляет их в баню и в означенное время выставляет их во дворе, как лучших солдат на смотр. Мальчики справа, девочки слева.
Фриц живёт в приюте уже пять лет, и в это Рождество он впервые выставляется во дворе, да ещё и в первом ряду. Льёт противный дождь, и холод пронизывает до костей сквозь лёгкую парадную форму, но он этого не чувствует. Герр Фогель склонился к нему, потрепал по голове и поздравил с наступающим праздником. Фриц на миг решил, что именно он сегодня получит особенный подарок от герра Фогеля. Такие получают только старшие мальчики и девочки. Наверное, это очень дорогие подарки, ведь герр Фогель — главный попечитель приюта. Фриц слышал, как герр Ойген расписывает герру Фогелю достоинства юного Фредерика: самый белокурый, голубоглазый и белокожий мальчик во всём приюте. Фриц знал, что герр Фогель не хотел, чтобы он услышал эти слова: «Издеваешься, Ойген? Сколько ему? Девять? Я не извращенец!» Но Фриц услышал и упал духом. Его сегодня его не выберут. «Одиннадцать, мой господин», — лепетал герр Ойген, — «Всё, как вы любите, просто он выглядит моложе». «Прекрати позориться, Ойген!» — зло фыркнул герр Фогель, — «Возьму Хайни и Катрину, как обычно».
На следующую ночь Фриц пробрался в спальню старших мальчиков, чтобы узнать, наконец, что за подарки они получают каждый год от главного попечителя приюта. Хайни не спал и, как Фриц, слонялся по коридорам. Выглядел он отвратительно, что озадачило Фрица.
— Хайни, — осторожно спросил он, подойдя к старшему мальчику, — Тебе так не понравился подарок? Если нет, можешь отдать его мне? Или, давай, поменяемся? У меня есть сахар. Стащил у фрау Мецнер.
Хайни почти шестнадцать. Совсем взрослый. А стоит посреди коридора плачет, как ребёнок. Фриц совсем уже ничего не понимал. Вдруг красивые черты лица Хайни исказились гневом, и этот сильный мальчик, который никогда никому не причинял вреда, влепил Фрицу такую оплеуху, что тот отлетел и впечатался в стену.
— Тебе, что, по-прежнему шесть лет? — зарычал Хайни, — Веришь всему, что говорит Ойген? Никаких подарков мы не получаем. Фогель суёт свой хер нам в задницу, вот так! А если мы будем артачиться, приют денежек не получит, и не будет у тебя никакого сахара, идиот, мать твою!
Фрица затошнило так, что он зажал рот. Хайни замахнулся для очередного удара, но Фриц уже вывернулся и бежал по коридору так быстро, как бегал до того единственный раз в жизни.
Когда мать заперла все окна и двери, он понял, что не спасётся. Она всё-таки решила осуществить то, чем грозилась все три года с момента смерти отца. Сегодня она сожжёт себя вместе с сыном. «Ты - маленький дьявол, а я виновна в том, что породила тебя!» Фриц бросился в подвал, как подсказала ему интуиция. Она никогда ещё его не подводила. Кухню уже охватил огонь, когда он закрыл за собой дверь. Теперь выхода нет. Но нет! Конечно! Спуск для угля! Взрослый человек в него не пролезет, вот мать и не закрыла его, не подумав о том, что Фрицу шесть лет, он худенький и юркий. Подвал уже начал заполнять едкий дым, когда Фриц разбежался и прыгнул. Страх дал ему сил, и он, едва зацепившись за край узкого хода, выбросил себя на улицу одной рукой. Едва отдышавшись, он услышал жуткий визг из дома и бросился бежать. Так не смог бы даже взрослый. Через считанные минуты он оказался в центре города, где в домах богачей готовились к Рождеству. Через мгновение пересёк мост, ворвался в церковь и упал без чувств. На следующее утро он был уже в приюте.
И вот, в такой же день накануне Рождества, он с такой же скоростью мчится по коридорам приюта, мрачным и негостеприимным. Это место никогда не станет Фрицу домом. В самый яркий день здесь темно так, что даже светильники в каждом коридоре не разгоняют тьму. Огоньки в клетках сейчас проносятся мимо него с огромной скоростью, а вокруг темно, как у него в душе. Даже самым жарким днём здесь невозможно согреться. Но иногда Фриц всё же думает, что это место подходит ему идеально. Ведь мать, по сути, была права: он маленький дьявол. Он умеет говорить с мёртвыми. Он понимает язык животных и растений. Он может видеть прошлое и даже будущее. Все дети, кроме самых старших, стали бояться его после того, как он сказал фрау Мецнер, что её дочке не было больно. После чего фрау Мецнер так и упала на пол и зашлась рыданиями. Никто, даже герр Ойген, не знал, что она родила мертвого ребёнка.
Фриц остановился только тогда, кога упал без сил. Он оказался на чердаке, под самой крышей. У той самой маленькой дверцы в никуда, о которой младшие рассказывают страшные байки по ночам. Он лежал на грязном полу, и над ним склонились две фигуры. Парень в странной форме с чёрным крестом на белом с красным фоне на рукаве и лысая девочка в ещё более странной одежде. Фриц вскочил и, взвизгнув, вжался в стену.
— Ты разочаровал нас, Фриц Гольденштерн, — скривился парень, — все они визжат и убегают. Мы думали, что ты не такой.
— Я не убегу, — пропищал Фриц, — А кто вы такие? Почему вы здесь? Вы же не из этого приюта.
— Почему не из этого? Очень даже из этого, — сказала девочка, — Я заболела и умерла здесь. Вернее, умру. Через двести лет здесь будет тоже приют, только для безнадёжно больных детей.
У Фрица в голове помутилось. Девочка разочарованно вздохнула, видя его ужас и непонимание.
— Я тоже умер здесь, — сказал парень, — Вернее, умру. Когда здесь будет больница, меня отправят защищать её, хотя мне не будет и семнадцати. Ту больницу уничтожит снаряд вместе со мной.
— Двести лет... — повторял в недоумении Фриц, — А что такое снаряд?
— Время нелинейно, — снова разочарованно скривился парень, — Мы думали, ты знаешь. Думали, ты тоже живёшь во всех точках сразу.
— Я и живу! — Вскочил Фриц, — Я знаю! Да, я видел, что такое снаряд!
— Уже лучше, — улыбнулась девочка, — А теперь мы исполним твоё желание, если ты исполнишь наше.
— Я хочу, чтобы герр Фогель не трогал больше Хайни! — не задумываясь, выпалил Фриц.
— Серьёзная просьба, — сказал парень, переглянувшись с девочкой, — За это ты должен отдать Белоглазенькому самое дорогое, что у тебя есть.
— Кому?..
Парень в ответ только улыбнулся и открыл загадочную дверь в никуда. За ней, в призрачном свете, идущем из ниоткуда, двигалось что-то громадное. В небывало огромном зале, который никак не поместился бы на чердаке приюта, под сводчатым потолком, между ажурно украшенных каменных стен, расплетал кольца гигантский змей. Он высунул голову через слишком маленькую для него дверь, уставившись на Фрица белыми слепыми глазами. Фриц слышал в своей голове его голос, как слышал всегда голоса других животных и растений. Вот только это животное не интересовалось им, не боялось его, не пыталось подружиться с ним. Оно командовало им. И Фриц знал, что если он не подчинится, то плохо будет не только Хайни, но и ему самому.
— Что это такое? — сдавленно прошептал Фриц, — Откуда оно здесь?
— Белоглазик. Всегда здесь был, — пожала плечами девочка, — Был до возникновения этого города, и будет при мне. От меня он требовал жизнь моей мамы в обмен на мою. Я не смогла...
Она вздохнула и потупила взор.
— Это снаряд, убивший меня, выжег ему глаза, — сказал парень, — Но они ему и не нужны. Он всё чувствует. Всё наше самое сокровенное. От меня ему нужна была жизнь моего друга, который спасся, попав в плен. Я тоже не смог.
— Я смогу! — крикнул Фриц и бросился бежать обратно, сквозь тьму, прочь от кошмарного чудовища.
Он сможет. Герр Фогель больше никого не тронет.
Фриц сразу понял, кого потребовал от него змей.
С восьмилетней Луизой Кирхнер он познакомился этим летом. Вся её семья погибла от холеры, что свирепствовала тогда в восточной части города. Когда он сказал, что её братик не мучился, а просто уснул и не проснулся, она не испугалась. Прижалась к нему и едва слышно прошептала: «Спасибо». С тех пор Лу стала для Фрица единственным другом в этом приюте и в целом свете. Он показывал ей все свои способности, и ни одна из них не пугала Лу. Вместе они переносились в древние времена, когда на месте приюта был языческий храм. Оказывались они и в огненном вихре, который принёс этому месту тот самый снаряд. Попадали они и во времена совсем отдалённые, когда на этом месте находился прекрасный сад, весь город походил на сказочный сон, и в воздухе витало ощущение, что люди отказались, наконец, от войн и убийств себе подобных.
Видя безграничное восхищение в глазах Лу, Фриц перестал бояться самого себя и стал более уверенным в себе. Никто не смел теперь обидеть его или Лу. Она стала для него единственной отдушиной во мраке приюта и всей его жизни. И теперь он должен отдать её змею в обмен на безопасность других детей. Сможет ли он это сделать?
Шли месяцы, вот уже зима и весна остались позади, а Фриц так и не смог решиться принести свою жертву.
Летом весь приют был отправлен в поместье герра Фогеля. Но иллюзии об отдыхе на природе очень быстро рассеялись: главному попечителю нужна была бесплатная рабочая сила в саду.
Фриц и Лу часто отлынивали от работ, сбегая за ограду и переносясь в далёкое прошлое, когда в этом месте ещё не было людей. Они наслаждались обществом друг друга и отсутствием общества других людей. Они общались в удивительными существами, которые жили в этих местах до того, как люди пришли сюда и изгнали их. Фриц часто думал о том, что именно это тайком вырванное у судьбы счастье, эта чистая детская дружба и помешают ему принести жертву. Он даже размышлял о том, не испортить ли эти идеальные отношения, не заставить ли Лу ненавидеть себя. Тогда проще будет принести жертву, но в этом случае, Лу перестанет быть для него самым дорогим в целом мире существом, и змей не примет такую жертву.
В колебаниях и сомнениях прошло лето. Уже и осень шла к концу. В октябре их вернули в приют, а в начале ноября к Фрицу впервые во сне пришла покойная мать Лу. Она не сказала ничего, только смотрела на него таким взглядом, который он никак не мог разгадать. Сейчас или никогда. На ощупь Фриц отодвинул половицу под своей кроватью и вынул заветную коробочку с сокровищами: огарки свечей, спички, шпильки, иголки, сахар, карамель с прошлого Рождества. Зажёг один из огарков и бесшумно направился в девичье крыло. Каждый уважающий себя приютский ребёнок умел открывать двери без ключа. Умел это и Фриц. Он не в первый раз пробирался в спальню Лу, и даже не удивился, что она тоже не спит. Она лишь коротко кивнула на его предложение посмотреть на кое-то интересное на чердаке и послушно пошла за ним. Он поставил свечу возле дверки в никуда и тихо позвал: «Белоглазенький!»
Ничего. Тишина, темнота, пустота.
— Придётся подождать, — пожал плечами Фриц. У него не было сомнений, что чудовище появится.
Лу снова молча кивнула и уселась на порог. Она разительно отличалась от других девочек. Никогда не болтала попусту, не ныла, не пыталась казаться не тем, кто она есть и очень редко плакала. Они жевали засохшую карамель уже около получаса, когда чердак вдруг наполнился призрачным светом, дверь в никуда приоткрылась, и появились две знакомые фигуры. Лу не сбежала с визгом, как сделали бы другие девочки, просто поднялась на ноги и вежливо поздоровалась.
Но мёртвые девочка и парень не были настроены на вежливость сегодня. Они с раздражением и злобой обратились к Фрицу.
— Ты колебался, Фредерик Альберт Гольденштерн, — их голоса слились в один, и Фриц понял, что они всё это время и были одним, и всё это время звучали только у него в голове, как и голос змея, — Ты сомневался. Стоит ли исполнять желание такого, как ты?
Фигуры их потемнели, втянулись в дверь в никуда, и Фриц понял, что они всегда и были частью змея. Трёхглавое чудовище не рычало и не шипело, а молча раскачивалось из стороны в сторону, как кобра перед заклинателем змей из цирка. Фриц зря успокоился, глядя на это завораживающее зрелище. Тварь готовилась к броску. Одна из зрячих голов, бывшая недавно лысой девочкой, метнулась вперёд и точным захватом заглотила Лу, что всё это время стояла, не шелохнувшись, как загипнотизированный кролик.
— Стой! — Фриц прыгнул и успел ухватить туфельку подруги, почти скрывшуюся в чудовищной пасти, — Я отказываюсь от желания! Верни её!
Ядовитый зуб твари впился в руку Фрица, и он проник в сознание змея в тот же момент, как змей проник в его разум.
Фриц видел ясно, будто это было вчера, безумного колдуна, которого сослали в варварские земли за его чёрные дела ещё до начала нового летоисчисления. Но и в этих диких местах он не перестал пытаться возвыситься над богами и перехитрить саму мать-природу. В лесу, который местные считали проклятым, он особым образом и в особые дни поймал трёх чёрных змеёнышей, из которых сотворил невиданную доселе бессмертную тварь, исполняющую желания, одинаково свободно перемещающуюся по земле, воздуху, огню и воде, живущую во всех пространствах и временах одновременно. Вот только не учёл колдун, что за исполнение желаний следует платить кровью. Так как у колдуна того не было в целом мире ни единого дорогого ему существа, он постиг все тайны мироздания, но погиб от зубов твари, которую сам же породил.
Шли века. Ещё один могущественный маг смог построить вокруг твари храм, привязав её к определённому пространству и времени. И на какое-то время о ней забыли. А ещё через много веков пришли в те земли христиане, разрушили тот храм, и снова поползла по окрестностям слава о змее, вплетаясь в сказки и легенды, видоизменяясь тысячами разных способов. Многие храбрецы пытались убить змея, и только одному великому богатырю удалось срубить сразу все три головы. Но не знал он, какую службу сослужил адской твари. Лишившись физического тела, она обрела полную свободу. Змей появлялся там, где невинная душа страдала от несправедливости и жестокости этого мира. Он обещал помощь в обмен на самое дорогое. Он питался отчаяньем и болью тех, кто ему отказывал, но ещё более жадно вкушал кровь жертв, что приносили ему невинные, не спеша при этом выполнять свои обещания. Множество детей ужасный змей склонил к самым гнусным поступкам, уничтожив чистоту их душ. Множество жизней он оборвал, так и не озаботившись удовлетворением детских просьб. В сказках, куда проникали следы змея, всегда находился герой, повергающий его, но в жизни ничего такого не происходило. Никто не верил рассказам детей о том, что их обманул кошмарный змей из сказки. Множество юных жизней сгинуло на кострах, в тюрьмах и в домах для умалишённых.
— Вот там тебе самое место, — услышал Фриц голос змея у себя в голове, — В сумасшедшем доме! А желание отменить нельзя. Жертву у меня забрать нельзя!
Фриц свалился на пол, парализованный ядом змея, глядя как три головы, в пасти одной из которых уже полностью скрылась Лу, исчезли за дверью в никуда, и призрачный свет померк. «Прости, прости меня, Белоглазенький», — думал Фриц, теряя сознание, — «Прости мне мой страх. Прими мою жертву, помоги! Пожалуйста...»
Фрица и Лу и искали всем приютом весь следующий день. Нашли лишь к вечеру. Его — обезвоженного и отравленного чем-то, её — изломанную на ступеньках в подвал.
Фриц пришёл в себя только в декабре, и похороны Лу пропустил. Приходили из полиции, но доказательств вины Фрица так и не нашли. Девочка упала с противоположного края крыши от того, где лежал в тот момент бессознательный мальчик. Врач сказал, что его укусила очень опасная змея. Чудо, что он вообще выжил.
Фрица освободили от уроков и работ до Рождества, и он просто сидел без дела в пустой спальне, созерцая гадкую серость за окном, или сворачивался клубочком на могиле Лу и плакал, пока совсем не замерзал. Птицы, звери, деревья и травы больше не говорили с ним. Даже мёртвые не посещали его. Конечно, мать-природа никогда не простит того, кто осознанно отправил на смерть невинное дитя. Обычно его находила фрау Мецнер и отводила обратно в спальню. Но однажды его нашёл герр Ойген и приволок за ухо в свой кабинет. Там он вдавил Фрица в угол и рычал ему в ухо:
— Я знаю, что это ты сделал, дьявольское отродье, и я это докажу! Я до самого верха дойду, я добьюсь, чтоб тебя сожгли прилюдно на площади!
Фрицу было всё равно.
Однажды на могилу Лу пришёл Хайни и спросил, что случилось. Всем детям было это интересно, но только он не побоялся спросить. Фриц ответил, что не помнит, но заверил, что герр Фогель больше не тронет его и Катрину. Сложно было сказать, поверил ли ему, Хайни: он молча поспешил отойти от него, как от прокажённого.
В это Рождество Фриц был наказан и наблюдал построение детей во дворе через окно. Слёзы непроизвольно потекли из его глаз, когда чётко по часам четвёрка прекрасных вороных коней вкатила во двор роскошную карету герра Фогеля. Он снова осматривал стройные ряды мальчиков и девочек, снова заговаривал с кем-то из вежливости, снова спорил о чём-то с директором. Снова вернулся в карету вместе с Хайни и Катриной.
Фриц со всей силы впечатался лбом в подоконник и зарыдал в голос.
— Ну что ты, что ты, — ворковала фрау Мецнер, вытирая с него кровь, — Стоит ли из-за этого так убиваться? Вон, рубашку стирать теперь. Зачем ты так? В следующем году он обязательно выберет тебя.
Фриц кричал, как умалишённый, за что был заперт в карцере.
Он не знал сколько провёл там дней, когда Хайни открыл дверь отмычкой и выволок его на свободу.
— Зачем ты тогда это сказал, сраный урод? — зло шипел он ему в ухо, — Я думал, ты что-то вынюхал. Ты же вечно шныряешь, Ойгена подслушиваешь. Я её обнадёжил. Знаешь, как она плакала, когда всё повторилось?
— Это не я, не я... — шептал Фриц, — Это Белоглазенький меня обманул...
— Чего? Кто, бля?
И Фриц, еле переставляя ноги, потащил его на чердак, к дверце, ведущей в никуда под самой крышей.
— Больной ублюдок, — Хайни отступил к стене, схватившись за голову, — А я круглый идиот, раз тебя послушал. Ты, что ж, поверил в сказки, которые пятилетние об этом месте рассказывают? И тебе со страху что-то здесь примерещилось? Или решил меня разыграть?
Красивые черты лица Хайни вновь исказили ненависть и злоба, он принялся трясти Фрица за ворот, пока тот не запищал, а том бросил его в ворох грязного тряпья. Сейчас Фриц видел в тусклом свете из чердачного окна то же, что и Хайни: просто чердак с непонятно зачем устроенной тут маленькой дверью.
Хайни, тем временем, снова отступил к стене, и лицо его было искажено на этот раз гримасой ужаса.
— Так это правда, что Ойген говорит, — прохрипел он, — Ты провёл тут какой-то ритуал и убил ту девочку. Конечно. Как и правда, что ты сжёг свою мать вместе с домом. Теперь всё с тобой ясно, больной ублюдок.
— Это неправда! — пискнул Фриц и попытался вскочить, но Хайни вновь отправил его в грязь пинком.
— Не смей подходить ко мне или Катрине! — старший мальчик снова набрался смелости, — Ни к кому больше не подходи, особенно к малолеткам. Я буду следить! Я всем скажу, чтоб за тобой следили! Ты больше никого здесь не убьёшь!
Фриц сжался в грязи от ужаса, осознавая, что его жизнь в приюте отныне превратится в ад.
— В одном ты прав, — продолжал Хайни уже спокойнее, — Этот урод больше нас не тронет. Мне семнадцать, я покину этот гадюшник при первой же возможности и возьму с собой Катрину. А тебе желаю сгнить здесь в одиночестве. Больной ублюдок!
Он плюнул Фрицу в лицо и поспешно покинул грязный чердак.
Фриц зарылся как можно глубже в тряпки, чтобы старшие ребята в ближайшее время не нашли и не избили его.
«За что ты со мной так, Белоглазенький?..»