Я уставился на курсор мышки, стараясь вспомнить, что собирался сделать пару секунд назад. Мозг открыто игнорировал мои команды – я крепко завис. После непродолжительного усилия воли, я наконец пролистал свой код вверх и прочесал глазами функцию, об которую упорно спотыкался компилятор. В темноте комнаты я видел только залитый белым светом монитор, от которого уже резало в глазах, и освещаемый им кусок стола с клавиатурой и кружкой. Я даже не видел своей мышки, постоянно ища ее на ощупь. Так, посмотрим на время. Я сместил взгляд в угол экрана – 01:48. Последний раз, когда я смотрел на часы, было немного за полночь, а значит я проработал, не прерываясь, около полутора часов. Неплохо.
Была ночь с субботы на воскресенье, проект надо было отправлять в понедельник. У меня был в запасе еще день. Я задумался, как распланировать рабочий график, сон и время для всякой всячины. Можно было валять дурака или работать до утра, но тогда я рисковал завалился спать утром и до вечера, прямо до приезда Вероники. Кстати, о ней. Моя, вроде как, девушка, которая свалила на все выходные к подруге на дачу. Будь мы с ней в обычных отношениях «мальчик-девочка», я бы, наверное, жутко ревновал и боялся бы, что она где-то с кем-то что-то сделает, переспит или типа того. Но наши отношения были больше похожи на соседство по квартире с регулярным сексом по дружбе, поэтому я особо не парился, только на прощание в шутку попросил ее если что предохраняться, чтобы ничем меня не заразила.
Я был в отпуске на основной работе, от которого на тот момент осталась еще ровно неделя. Чтобы не сидеть без дела, да и поднять дополнительных деньжат, я взял пару проектов на фрилансе. Довольно простых и дешевых, и выполнял я их налегке. Мое типичное программирование было на порядок выше, и я мог бы заработать больше, но ведь я все-таки в отпуске. Я прикинул, что работы осталось на 2-3 часа со свежей головой и часов на 5 – если тупить. Спать совсем не хотелось, так что я решил заниматься своими делами до утра, и потом закончить как получится. До вечера успею, а там приедет Вероника, посмотрим с ней сериалы пару часов и сразу спать. Получается, я пропускаю ночь сна, но зато потом лягу пораньше. Решено.
Пора было выбираться из темноты. Стол стоял возле окна, я мог дотянуться рукой и открыть плотные шторы, впустив в спальню свет уличных огней, но мне категорически не нравился ночной вид из окна. Ближайший ко мне фонарь нависал прямо над дворовой мусоркой, выхватывая ее из мрака, и, глядя в окно ночью, я всегда чувствовал, словно живу на помойке. Я встал из-за стола, машинально поправил свое навороченное компьютерное кресло и собрался было включить свет, но после яркого экрана в абсолютной темноте комнаты я совершенно ничего не видел. На секунду мне почему-то захотелось немедленно сесть обратно за стол и снова окунуться в виртуальный мир, призывно горящий островком жизни в мертвой и пустой комнате. Мозг словно не желал нагружать себя суетливым контактом с реальностью. Я помотал головой, отгоняя непонятные мысли, я нащупал на столе телефон и включил на нем фонарик. Пройдя несколько шагов до входа в комнату, я щелкнул выключателем.
В отличие от серого, скучного и угрюмого спального района и такого же дома, где я жил, в отличие от вида на мусорку за окном, квартира была отремонтирована, на мой вкус, великолепно. Красиво, четко, минималистично и очень современно, в европейском стиле. Не пресно, но и не резко, все как я люблю. Не зря мы с Вероникой платим за нее такие деньги, на порядок больше, чем обычно стоит съемное жилье в этом районе. В спальне, где я и работал, помимо моего стола, широкой кровати и пары шкафов, стоял маленький туалетный столик, а на нем пара моих лучших друзей – широкий стакан, который я лично тщательно мыл, и графин с виски. Я любил переливать свой алкоголь из бутылки в этот графин, и уже из него наливать в стакан – это придавало обычному пьянству в одиночестве эдакий привкус элегантности и утонченности. Вид светлой комнаты и бухла мигом прогнал все размышления о тленности темноты. Я подошел к столику, налил в стакан вискарь наполовину и, нюхнув его и сделав маленький глоток, вышел в коридор. Я прошел мимо двери в зал и, по совместительству, студию Вероники, включив по дороге свет в коридоре. Зашел на кухню, включил свет, вентилятор и вытяжку над плитой, открыл окно. Стандартные процедуры перед тем, как можно будет покурить. Курение было одной из немногих вещей, к которым мы с Вероникой относились по-разному. Она сигаретный дым терпеть не могла, и когда она жила дома, я выходил курить к бетонному окну на лестничной клетке. Но пока она была в разъезде, можно было пошиковать, хоть и со всеми указанными методами предосторожности. Я взял с кухонного стола пепельницу и поставил ее на подоконник, взял пачку сигарет и зажигалку. Закурил и выдохнул дым через москитную сетку в окне. Посмотрел на улицу. Фонарь с мусоркой остались слева, под окнами спальни, и были не видны за бетонным изгибом дома. Только света фонаря хватало та то, чтобы рассмотреть довольно аккуратный, но все так же серый, скучный и угрюмый двор и недавно отремонтированную детскую площадку.
Я не знаю точно, когда это началось. Может быть, уже тогда, когда я закончил работать и только встал из-за стола. Может быть, когда я шел по еще темному коридору на кухню. Может быть, с первым выдохом дыма в окно. Возможно, это накапливалось какое-то время, работая фоновым процессом на задворках сознания, пока не окрепло и не осмелело настолько, чтобы выбиться вперед, в центр внимания. Но когда я нервно, дрожащей рукой, затушил сигарету об пепельницу и зажмурил глаза так сильно, что стало больно – тогда я точно понял, что что-то не так. Точнее, что все было не так. Сначала я не смог понять, что это за чувство, чем оно вызвано. Клянусь, у меня его никогда не было до этого. Первой пришла мягкая, почти безобидная тревога. Такое бывает, когда твой самолет трясется в зоне турбулентности. Ты понимаешь, что скорее всего все абсолютно нормально, но все равно нервничаешь. Следом за тревогой пришло какое-то вязкое, прилипчивое ощущение, больше похожее на подозрение чего-то неладного. Мне оно сперва показалось каким-то физическим дискомфортом, словно моя майка и шорты внезапно стали мне тесными и колючими, словно кто-то резко включил кондиционер в районе моей шеи. Немного поморгав глазами, я теперь уже спокойно их закрыл и сосредоточился на том, что со мной происходит. И я начал примерно понимать.
Это были лишь ощущения, похожие на проявления «шестого чувства». Они были одновременно и реальными, и иллюзорными, но в любом случае – жутко пугающими. А именно, чувствовал, будто на меня смотрит тысяча глаз со всех сторон, словно я один единственный маленький центр абсолютно всего на километры вокруг. Ясное дело, головой я понимал, что никого вокруг меня нет. Никого, кто мог бы меня сейчас видеть. Но я словно точно знал, ощущал, что они есть. Как будто секунду назад я стоял в середине огромного стадиона с широко открытыми глазами и смотрел навстречу этим взглядам – грустным, укоризненным, озабоченным, направленным на меня и одновременно мимо, словно жалеющим о чем-то. Но вот я закрыл глаза, и да, пусть теперь я их не вижу, но каждым кусочком тела и сознания знаю, что они там. Но ведь я также знаю, понимаю мозгами, что никого нет и быть не может. Сейчас я в этом удостоверюсь. Я открыл глаза. Я думал, что все, сейчас я увижу, что все хорошо, я один, никого нет. Но «взгляды», или ощущение взглядов – называй как хочешь – никуда не делись. Они были там же, такие же невидимые и такие же настоящие. Я резко оглянулся, посмотрел наверх, под ноги. Прижавшись спиной к стене, украдкой выглянул в окно и резко одернул голову назад, хотя абсолютно никого и ничего не увидел. Я чувствовал, как мое сознание выворачивается наизнанку. Я видел то, чего я одновременно при этом не видел, это было новое, непонятное чувство, будто я чувствую на вкус музыку или ощущаю запах света. Дальше стало хуже.
Взгляды улыбнулись. Остаток здравого рассудка недоумевал: что это значит, как взгляды могут улыбаться? Но теперь я четко ощущал, что эта толпа, которую я будто секунду назад видел из центра стадиона, о которой я точно знал, что она есть – вся эта толпа улыбнулась. Не как какие-нибудь жуткие монстры из ужастиков, нет. Как будто снисходительно. Словно я сделал что-то глупое, но забавное. И потом все они… просто оказались рядом. Не только со всех сторон, но и сверху, и снизу. Я ощущал взгляд за плечом, словно кто-то вот-вот положит мне подбородок на плечо. Я чувствовал его перед собой, словно кто-то абсолютно невидимый, но абсолютно реальный смотрел на меня глаза в глаза. Кто-то пялился мне в макушку сверху, будто стоя за мной на ступеньке. Я был зажат, окружен.
Так, хватит. Разумная часть меня взяла верх. Я за секунду осушил стакан с вискарем. Потом схватил сигареты и зажигалку и резко двинулся из кухни. По пути я, вытянув руку, выхватил самый маленький нож из держателя и сунул его в карман, словно он мог предоставить мне какую-то защиту. Открывая дверь в коридор, я похлопал по карману шорт: телефон на месте. Я шел ко входной двери, и взгляды сопровождали меня: я словно шел сквозь толпу из пялящихся на меня зевак, будто их лица пролетали рядом. Я схватил ключи со столика возле двери, открыл, слегка провозившись, соскальзывая потными руками, замок на двери. А взгляды стояли за спиной и смотрели, чего я, такой недотепа, так долго вожусь. Дверь открылась, я резко вышел из квартиры, не отпуская ручку развернулся на месте и захлопнул дверь.
Я не знаю, почему мне так резко пришла именно идея покинуть квартиру. Но почему бы я это не решил, это сработало, по крайней мере на тот момент. Спускаясь по лестнице со своего третьего этажа, я чувствовал, что взгляды остаются позади, возле квартиры, будто не поспевая за мной. Может, мне помог вид дверей других квартир и осознание того, что рядом есть люди – настоящие, реальные и видимые глазами люди, которые сейчас спокойно спят и не о чем не подозревают. В любом случае, когда я нажимал кнопку выхода из подъездной двери, жуткие ощущения, преследовавшие меня последние несколько минут, практически прошли. От них остался только налет из жуткой тревоги, едва не переходящей в панику, и четкое осознание того, что со мной творится что-то очень странное. Я вышел на улицу, спустился с крыльца и несколько раз глубоко вздохнул полной грудью.
Так, спокойствие. Что бы не происходило, у меня есть передышка. Я сел на лавочку возле подъезда. Закурил и достал телефон. И сделал то, что я посчитал разумным в такой ситуации. Я открыл браузер и ввел в поиск ключевые слова о том, что только что со мной случилось. «Ощущение взглядов», «взгляды рядом», «чувство присутствия». Результаты поиска меня не порадовали. «Тревожное расстройство», «паранойя», «шизофрения». Сначала я отмел эту версию в сторону: мои скромные познания в этой теме утверждали, что такие заболевания не проявляются резко и внезапно, а нарастают постепенно, и раньше у меня не было совершенно ничего похожего на то, что случилось сейчас. Но потом я всерьез призадумался: а какое еще может быть объяснение? Еще через пару минут поиска я нашел вариант, который давал логичное объяснение и при этом не делал из меня психа – стресс. Да, должно быть оно. Я работал допоздна, работал даже на выходных в собственный отпуск, возможно, плохо высыпался последнее время. Я посмотрел на часы: было 2:03.
Я отдышался, успокоился, расслабился. Напомнил о себе стакан виски, разливаясь по мозгу относительной безмятежностью. Мало ли, что почудилось одному в пустой квартире, посреди ночи, да и после напряженного дня работы. Я проверил мессенджеры – Вероника была онлайн. «Видимо, тоже бурная ночь», – подумал я. Хотел было написать ей про все, но не решился. А то еще посчитает меня сумасшедшим.
Окончательно определившись, что у меня была просто паническая атака от стресса, я вернулся в квартиру. Поначалу мне было страшно: я боялся, что «взгляды» вернутся, или мой мозг выкинет еще какой-нибудь номер. Но нет, казалось, от всего этого остались только не самые приятные воспоминания. Я вернул нож на кухню, зашел в спальню, взял бутылку с виски и сделал несколько больших глотков прямо из горла.
До 3 часов ночи я просидел в интернете в паре с постепенно пустеющей бутылкой, разве что один раз отлучился из-за стола в туалет. Когда я понял, что все-таки не смогу удержаться от того, чтобы заснуть, да и виски в такое время не добавлял бодрости, я одним нажатием кнопки выключил компьютер и рухнул на кровать, не удосужившись даже раздеться и поставить телефон на зарядку. Хорошо хоть свет уже был выключен. Я был довольно пьян и определенно весел, и абсолютно забыл о злоключениях час назад. Последний раз, когда я посмотрел на время на экране телефона перед тем, как провалиться в пьяный сон, было 3:21 ночи. Я не помню, что снилось мне в то ночное время, да это и неважно. Оно поблекло за невероятной яркостью и болезненностью того, что было непосредственно после.
Я начал медленно отходить ото сна. Появилось привычное осознание себя в реальном мире, в конкретном месте и времени. Я собирался было потянуться и, как я всегда делал, потереть глаза тыльной стороной ладони перед тем, как открыть их. Я не смог. Я не понял, почему именно, и усмехнулся про себя. «Ладно, просыпайся и попробуем еще раз». В момент, когда я понял, что не могу пошевелиться, меня пробрал настолько колкий и дикий страх, что, казалось, саму мою душу пропускают через мясорубку. Так, двинуть рукой… нет. Ногой… нет. Пальцем, хотя бы пальцем! Нет. Мое сознание заканчивало просыпаться, и чем явственнее я себя чувствовал, тем хуже мне становилось. Это был первый момент, когда я понял, что сойти с ума – вполне реально. Я пропустил волну паники через себя, позволил ей затопить все мои мысли. Но, высвободив где-то на задворках души маленький островок разума, я начал думать. «Я парализован» – это мысль вызвала новый укол страха прямо в сердце. Понесся поток обрывочных мыслей. Инсульт, алкогольная кома, сонный паралич… Стоп! «Сонный паралич». Подчерпнутое из открытой в процессе бесконечного изучения всего подряд статьи, я помнил, что это возможно. Когда мозг просыпается, но не успевает отключить функцию полного расслабления мышц, необходимую во сне. Я зацепился за эту мысль и начал проговаривать ее как мантру. «Это нормально, так бывает, ничего страшного, скоро пройдет», «это нормально, так бывает, ничего страшного, скоро пройдет». Мои глаза оставались закрытыми все это время, и я не видел совершенно ничего, разве что количество пробивающегося через веки света утверждало, что наступило утро. Я еще раз приложил огромное усилие воли, попытавшись открыть глаза. Безуспешно. Глаза так и оставались плотно закрытыми, когда я начал видеть.
Я был парализован, и я начал видеть что-то в практически абсолютной темноте того, что было перед глазами. Сначала это было похоже на то, что небольшое количество света, пробивающееся через веки, стало неровным, несимметричным. Потом этот свет начал принимать все более и более очерченную форму – человеческой фигуры. Через несколько секунд я видел словно очерченное облачко света, похожего на золотистый пар и напоминающее высокого человечка, с круглой головой и костлявыми ручками-ножками. Я снова и снова предпринял бесплодные попытки пошевелиться, но все мое внимание было приковано к этой фигуре. Разглядывая ее, этого смешного человечка и забавно дергающимися конечностями, и немного успокоился. Разум напомнил, что это все – галлюцинации от сонного паралича и что скоро все закончится. Я мысленно улыбнулся, когда облачко протянуло ко мне свою длинную ручку.
Через секунду облачко лопнуло, словно воздушный шарик, и наружу вывалилось его содержимое. Как выглядит ночной кошмар? Высокая тварь, похожая на старую, обвисшую голую женщину абсолютно белого цвета, протянула ко мне ладонь с пальцами, на которых, казалось, были десятки фаланг. Абсолютно белые и круглые, как теннисные мячики, глаза. И улыбка. Прямо как у тех взглядов, которые я чувствовал. Напряженная, словно снисходительная, с сотней заточенных под мясо зубов. Фигура повернула туда-обратно торс, словно хвастаясь, что на спине у нее находится точно такая же обвисшая грудь, как и спереди. На долю секунды были только я, она и темнота. Сердце билось в груди как барабан, я предпринял попытку закричать, пошевелиться – что угодно. От этого у меня возник только звон в ушах. Лицо того, чем бы оно ни было, сменилось со своей ужасной улыбки на гримасу боли, а потом существо в поле моего зрения широко открыло пасть, словно собираясь закричать. Звон в ушах перерос в гул, а потом в писк. Наконец, колеблясь вверх и вниз, звук остановился на одной ноте и превратился сначала в шепот, а потом очень резко – в захлебывающиеся рыдания кого-то, кому было так больно, что его крик был больше похож на звериный вой. Белая женщина подала голос.
— Я больше не буду, — хрип, жуткий болезненный вдох, и потом, с протяжным свистом. — Клянусь.
Через мгновение, существо заходило судорогами, словно пытаясь вытрясти из себя свой дохлый скелет. Больше плача, больше крика, больше истерики.
— Не буду, клянусь, прости… Не буду, клянусь, прости…
Существо, страшное как сам страх, начало расползаться, превращаясь в кусок серого мяса. Глаза вывалились из орбит, кости перемололись под неестественными углами. Перед тем как его голова превратилось в месиво, оно вскрикнуло последний раз: «не буду…». И вот, мои глаза снова видели только расплывчатые пятна света. И через мгновение, мне удалось пошевелиться и наконец проснуться.
Я кое-как сполз с кровати, упав на пол. Я приземлился на бедро, которое ответило резкой болью, чувствовавшейся сейчас райским блаженством. Настоящее чувство из реального мира. Я был весь потный, и второй раз за сутки тяжело дышал, так тяжело, что дыхание периодически скатывалось в свист. Лежа на полу, я схватился за голову. Сначала застонал и заплакал. Потом заорал во все горло. Один крик, потом второй. Появилась резь в горле. Еще один крик, уже приглушенный и хриплый. Я пролежал так, наверное, минут пять. Потом резко вскочил. Я чувствовал себя, словно тело и сознание разошлись по разным углам, перестав сотрудничать. Мыслями я был там, в темноте, среди расплывчатых пятен света. С белой женщиной. Тело подошло к стене и несколько раз размеренно ударило кулаком стену. Стало легче.
Следующие полчаса прошли совершенно незаметно. Я не задумывался, что я делаю. На автомате отхлебнул остатки виски из горла, на автомате подумал, что так и до алкоголизма недалеко, на автомате покурил на кухне. На был рассвет, но мои окна выходили на противоположенную от солнца сторону, и раннее утро всегда оказывалось слегка омраченным. Перед глазами вновь и вновь возникала белая женщина, ее извинения и обещания. От воспоминаний о пережитом тлела тревога, мне будто становилось неуютно жить в мире, где со мной может случиться такое. Мне не было комфортно в квартире, я решил снова выйти на улицу. Одевшись более-менее прилично, я спустился вниз. Закурил, сел на лавочку и уставился пустым взглядом в землю. Просидел минуту, другую, слушая звон в пустой голове. Из пустоты меня вырвал звонок телефона.
«Кто может звонить в это время? – я нехотя посмотрел на экран. Звонила Вероника. – Что, до сих пор не спит? Вряд ли проснулась в такую рань после хорошей тусовки». Я принял вызов, ожидая услышать пьяный лепет и очередные признания в любви. Но услышал другое.
— Привет, привет, слушай, ты не спишь? – ее голос был пронизан холодом и тревогой.
Я решил прояснить ее обстановку, чтобы лучше понять, что происходит.
— Нет, ну а у тебя что случилось в рань такую? – разговор со знакомым человеком немного отбросил мысли о кошмаре.
— Бля, слушай… — она задумалась. – Сложно объяснить сразу, поговорим, я вечером приеду.
— Ну хотя бы примерно?
— Сон херовый приснился. Очень херовый… у тебя все хорошо?
— Ну, и да, и нет, – я решил, что по телефону делиться недавними переживаниями точно не стану.
В ту же секунду я задумался о совпадении, что нам с Вероникой одновременно приснилась какая-то хрень. Хотя то, что со мной было даже сном не назовешь. Я решил добиться хоть каких-то деталей:
— Ну хоть примерно расскажи.
— Да приеду – расскажу, хрень полная, – по ее голосу не казалось, что это была просто хрень.
— Ну ладно, я пойду еще посплю, – соврал я. До этой минуты мне совсем не хотелось быть одному, но теперь нужно было побыть наедине со своими мыслями.
— Окей, тогда вечером как договорились.
Мы обменялись еще парой фраз и повесили трубки. Я вернулся в квартиру. Даже в ней уже чувствовалось утро. Все произошедшее казалось еще более нереальным. Я вернулся за компьютер и продолжил делать проект. Так я просидел до обеда, и пора было уже отвлечься, хотя бы поесть. Я даже не успел закончить мысль, как услышал звук входящего сообщения. Я посмотрел на экран – Вероника. Опять. Я разблокировал телефон и прочитал. Когда смысл сообщения дошел до меня, мне захотелось снова бить стену от страха и беспомощности. «Надо будет поговорить. Заранее прости, больше буду». Это вызвало такое четкое воспоминание о кошмаре, что белая женщина была всем, о чем я мог думать. Я обошел квартиру из конца в конец, из угла в угол, пытаясь найти, чем себя занять. Безрезультатно. В одну из остановок на диване в зале я сам не заметил, как провалился в сон. И, слава богу, я спал без сновидений. Никаких белых женщин не приходило.
Разбудила меня уже Вероника. Был глубокий вечер – она приехала позже запланированного. В полусне я поплелся за ней на кухню. Мы заварили чай, я подумал было закурить, но вспомнил, что девушка этого не терпит, и что сладкая жизнь закончилась. Ладно, выйду потом на лестницу. Мы сели за стол, перекидываясь дежурными фразами.
— Ты хотела про сон свой рассказать и извиниться за что-то. – я решил начать разговор, который, как мне казалось, будет не очень приятны. И добавил: — Со мной тоже всякая херня происходила.
Она помолчала, склонив голову.
— Это как бы одно и тоже. Этот сон, — она посмотрела на меня, — я вроде как сделала кое-что не очень хорошее, и этот сон был про тебя, и ты… в общем, во сне я тебя теряла, и какой-то черт или бог знает что требовал, чтобы я сказала тебе какие-то последние слова. А я только извинялась и все…
— Расскажи больше. Все,что помнишь, – мне нужно было знать.
Она молчала.
— Главное, чтобы предохранялась, помнишь? – то ли в шутку, то ли серьезно напомнил я.
К тому моменту у меня уже сложилось понимание, как мог быть связан мой эпизод со взглядами и параличом, и ее кошмарный сон. Да, объяснение было сверхъестественным, и мне – рационалисту в душе – это не нравилось. Но после всех тех эмоций, которые я тогда испытал, после всего настолько реального и твердого опыта, я не мог легко разбрасываться версиями.
— Что, все так очевидно? – спросила Вероника.
— Мне насрать, с кем ты ебалась. Твой сон, твои эмоции? Расскажи мне про них.
И у нас был долгий, обстоятельный разговор до утра. Я достал еще одну бутылку вискаря, опять задумался об алкоголизме, но тем не менее продолжил. Мы вывернули друг другу души, я рассказал ей все свои злоключения, она в деталях описала жуткий сон, который ей снился в том время, когда я видел белую женщину. Ее сон включал как несколько очень кровавых моментов (не хочется вспоминать, как она описала судьбу моих гениталий в этом сне), так и жутких, напоминающих мою ночную встречу. Она меня теряла. И хотела извиниться за то, что сделала накануне. Мы согласились, что либо это чудовищное совпадение, либо между нами в тот момент действительно установилась сверхъестественная связь. Я говорил про то, что без нее мне было одиноко, что я скучал и думал о ней. Она рассказала, что переспала с братом своей подруги практически случайно, и что она жутко чувствовала себя виноватой передо мной, что ее сожаление отзывалось ощутимой болью. Мы долго размышляли о том, как, по нашему мнению, наши разумы мистически соединились этой ночью. Что я видел ее, что белая женщина была ей – извиняющейся и страдающей из-за того, что она сделала, представляющей себя отвратительным существом, которое мне явилось. Я был в ее видении, а она было в моем. Только одного я не мог понять…
— Так, а почему снисходительная улыбка? Или это так выглядит твое виноватое лицо? Не очень-то красиво, — я снова вспомнил морду с глазами-мячиками. – И что значили те взгляды, которые я чувствовал.
— Думаю, просто ты милый. – она улыбнулась, казалось, той самой улыбкой. – Может быть, ты так забавно дрыгаешь ножками, когда пытаешься проснуться от кошмара. И всем хочется посмотреть.
У меня засосало под ложечкой.
— У меня давно не было кошмаров, чтобы ты была рядом. О каком дрыганье ты говоришь?
— Не думай об этом сейчас.
И не буду. Пока что. Пока у меня передышка.