Лето. День. Едем как-то, скажем в Треньков, обычная рутинная поезка, обычный будничный состав, 4000 тонн, угольные, крытые, прочие… скорость 80 км\ч, приближаемся к Заречной, предупредительный зелёный, входной тоже, значит на ходу по главной, сигналы открыты. Эх, без остановки, значит сбегать на пункт и поболтать с красавицей-вагонницей Людочкой не получится… а какая Людочка! Сказка! Сидим, болтаем с помощником, восхищаемся её прелестями и жалеем – поболтать с Людочкой одно удовольствие, и мы его сегодня лишены.
Тормозим – чётная горловина ограничение – 60. Скорость падает, помощник продолжает сокрушаться, что без остановки, и вдруг на полуслове замолкает и встаёт. Мне тоже вдруг становится как-то не по себе. Смотрю на скоростемер – 60, потом на приборы. Везде показывают норму, всё штатно, а вот какая-то непонятная тревога, в висках чего-то застучало, и сердце ёкнуло. Помощник тоже ёрзает. Выглянул в окно, на состав посмотрел : «Слева по поезду — порядок» — говорит, а сам весь неспокойный какой-то, нервный.
Въезжаем на станцию по 2му пути. На 1-м стоит и ждёт отправления пассажирский на Рестов, по 4-му пути краснеет брошенный состав из порожних крытых. Свистнули приветствие курящему в кабине пассажирского знакомому машинисту, скажем, Мохандасу Карамчандему, (привет!) едем 60 между двумя стенами из вагонов, и беспричнно волнуемся. Даже не сиделось, встал, прилипли с помощником лбами к лобовому стеклу, и чего-то плохого ждём. Оба! Одновременно! А ничего – пустые рельсы.
Уже почти подъехали к хвосту пассажирского, уже предупредительно свистнули, и… тут метрах в 15 перед нами из под колёс крытого вагона брошенного по 4му пути поезда вострой задницей вперёд вылазит бабулька, и тянет за собой огромный мешок! Мешок огромный, и тяжёлый для тщедушной бабушки, она, на нас не глядя, дёргает зацепившийся за рельсу мешок, пытаясь его вытянуть из-под крытого на рельсы, по которым мы уже почти приблизились к ней!
Одновременно с помощником рвём тифон, я луплю экстренное, наступаю на педаль песочницы, тепловоз упирается рогом, а бабушка исчезает из нашего поля зрения, уходит куда-то под тепловоз, и последнее, что запоминается, это вид в лобовое стекло — что она в габарите (она попу дотянула где-то до нашей правой рельсы)…
Хана бабульке…
Остановились. Выглянуть в окно не хватило твёрдости духа. С каменными лицами пошли к выходу. Вылезли. Тишина. Где-то под пятым-шестым вагоном что-то темнеет. Медленно подошли. Перерезанный напополам мешок с бутылками. Стоим, смотрим на него как пришибленные. А где-ж бабушка? Тут крик, матюки, и…из под крытого вылазит… эта же бабулька, тянет ещё один такой же мешок с бутылками, и хает нас последними словами за то, что мы ей целый мешок бутылок перебили….
Я же своими глазами видел уходящую под нижнюю кромку лобового стекла бабушку! Ну, пусть 116-й (2ТЭ116 — прим. анона) высокий тепловоз, я её потерял из виду метров за 5 до метельника максимум, а как оказалось, что мешок, который вообще был не в габарите перерезало, а бабулька, которая была ближе к тепловозу осталась невредима ума не приложу… Мистика, однако, не иначе.