Ателье, возникшее из ниоткуда на соседней улице, определенно пользовалось успехом.
«Мы открылись!» — гласило полотнище, заменявшее вывеску, и я всякий раз вздыхал, глядя на него. Легкие сжимались, не давая выдохнуть, холодная, липкая рука хватала за горло, приподнимала над землей, и очередной приступ мог стать последним. Задохнулся от зависти, напишут в моем некрологе — и будут правы, ведь я отчаянно завидовал работникам малюсенького заведения.
Я видел их каждое утро, отодвигая занавеску. Сутулый хозяин, похожий на скрипку — с маленькой головой и ногами колесом — гремел ключами, и я все удивлялся, почему не поставить хороший замок, а окна не забрать рольставнями? И смотрелось бы лучше, и надежнее… Но хозяин, прозванный мною Скрипачом, настойчиво гремел огромными ключами, будил соседей и честно выслушивал их ругань на всю улицу. Ему было насрать. Он любил амбарные замки и гордился ими.
Скрипач приходил в шесть утра и неспешно начинал работу: протирал окна грязной тряпкой, мусолил нитки, проверял остроту игл и плевал на раскаленный утюг. Помощник его появлялся чуть позже, замотанный в длинное черное пальто и серый шарф. Учитывая, что на дворе стоял июль, это было, по меньшей мере, странно.
В распахнутые двери поначалу не заглядывал ни один прохожий, и Скрипач с помощником протирали пыль просто так, но спустя какое-то время люди потянулись. Как тараканы, они быстро забегали в заведение и захлопывали за собой дверь. Чаще всего не задерживались надолго, но иногда часами разговаривали с мастером, шептались с ним, как с закадычной подружкой, и даже прикрывали рот рукой, словно боялись, что их услышат.
А я сидел дома и наблюдал за ними от нечего делать. Видите ли, я должен был сидеть дома и ждать, когда же наконец мое сердце остановится. В больнице врач брезгливо достал его, осмотрел и велел ждать, вдруг оно само вылечится, потому что денег на лекарства у меня не было, и у моей семьи тоже не было. Впрочем, семья моя состояла из меня и моего отражения в зеркале, такие дела.
«Ну, а так как денег у вас нет, батенька, — заявил доктор, протирая очки платком, — то будем надеяться, что ваша сердечная недостаточность пройдет сама собой. Такого, конечно, еще ни разу не случалось, но вдруг?»
Вот я и надеялся.
В перерывах между надеждами думал, как было бы хорошо устроиться на работу в это ателье. Дело в том, что профессия моя — закройщик, очень востребованная и нужная. Веке так в пятнадцатом, но никак не сейчас, в век секонд-хендов и распродаж. А тут ателье открылось как нельзя кстати. Близко к дому, с моей болячкой далеко не уйдешь, ну и коллектив хороший, доброжелательный.
— Чего надо? — приветливо рявкнул Скрипач, когда я впервые зашел в его лавку.
Если он так приветствует всех потенциальных клиентов, подумал я, то неудивительно, что здесь пусто.
— Работу ищу, — я машинально провел ладонью по подоконнику. Слой пыли толщиной с палец лежал на всех поверхностях, несмотря на ежедневное протирание. — Закройщик я. а у вас ателье…
— Нам закройщики без надобности, — перебил Скрипач и нахмурился. — Нам ассистенты нужны, пойдешь?
Иглы, что ль, держать?
— Зарплата сдельная, — добавил хозяин и склонил голову на бок, до жути напомнив старую сову.
— Сдельная? — То есть сколько иголок подал, столько и получишь? Впрочем, на лечение не хватит, даже если я найду сто иголок в стоге сена, что уж там. А грязь все же настораживала. Как протирали-то, если результата нет?
— Угу. В накладе не останешься.
Я кивнул и обещал подумать.
Я думал, а тем временем ателье наполнялось клиентами. Чаще всего в двери стучались нервные люди, подъезжали они на нервно урчащих машинах и нервно сигналили. Потом нервно вылезали из тачек и нервно приказывали открыть им дверь; даже у меня в квартире было слышно, как открываются скрипучие створки. Зачем нервным посетителям услуги ателье, когда каждый из них мог купить его целиком, я слабо представлял.
— Чего приперся? — буркнул помощник Скрипача, похожий на палача — угрюмый верзила со складками вместо щек и бездушным взглядом.
Скрипач и Палач переглянулись, а я ляпнул:
— Работу ищу.
— Потерял? Мы не брали, — на полном серьезе заявил Палач и продолжил протирать черной от грязи тряпкой столешницу.
— Крови боишься? — поинтересовался Скрипач.
Я подавился слюной:
— Пра… пра-сти-ти?..
— Ну там… — замялся тот. — Ножницы в глаз воткнутся, иголка под ноготь войдет случайно.
В общем, я решил подумать еще. Пока ждал выздоровления, разумеется. Ну а вдруг? В самом-самом конце июля к серому зданию напротив моего дома подъехала «десятка», из которой выкатился толстячок во фраке и поковылял к ателье.
Он скромно постучался и тут же попал внутрь. Сидел там долго, не меньше часа, вышел весь потный, покрасневший: оно и понятно, с его телосложением трудно подобрать одежду, а уж когда стоишь около зеркала и не знаешь, в какой позе замереть, чтобы сошелся пиджак…
Видно, Скрипач работал на славу, до победного, пока клиент не оставался доволен.
— Дверь прикрой, — буркнул Скрипач, обходя меня. Он взял со стола тряпку, чтобы вновь взяться за уборку, и крикнул помощнику: — К пяти придет толстяк с любимой выдрой. Там пришить надобно будет, раз плюнуть.
— А шкуру менять не требуется?
— Не-е-е, — просипел Скрипач, — заодно почистим, ага?
Воротники из выдры? Впервые слышал. Или не воротники?
— Ага, — эхом откликнулся Палач.
На следующее утро я уже держал в руках замызганную тряпку, образцово-грязную и вонючую. Любопытство оказалось сильнее, хотя, честно признаться, крови я боялся до ужаса и поклялся себе не натыкаться глазом на ножницы.
Вечером пришла худощавая дама в широкополой шляпе, скрывающей лицо полностью. Не хватало только вуали и длинных перчаток.
— Мне бы мастера, — тихо попросила она, выламывая себе пальцы.
— Хозяина вам?
— Мастера, — Скрипача почему-то звали именно так, и никак иначе.
— Он в задней комнате, — я махнул тряпкой и вернулся к своему занятию.
Они долго разговаривали о чем-то, наверное, о новом платье или пальто, а после дама удалилась, бесконечно благодаря Скрипача и пытаясь пихнуть ему вознаграждение.
Вечером дама вернулась и, не выходя из машины, посигналила.
— Слышь! — Скрипач отобрал у меня тряпку. — Иди, подсоби.
Мы с Палачом открыли багажник и вытащили оттуда нечто тяжелое, завернутое в ткань. Материала, что ли, столько притащила? Отнесли в заднюю комнату, мне велели ждать снаружи вместе с дамой.
— Скажите, а ему больно будет?
— Кому? — опешил я, потихоньку отодвигаясь от явно ненормальной мадамы. — Материалу?
— Да нет же, ему!
— Да с чего вы взяли? — вцепился в тряпку и начал протирать дырку в стекле.
— Ну-у, мне в детстве порез зашивали… Знаете, какая боль?
Я помотал головой, мол, понятия не имею, и отвернулся, притворился глухим. Тряпки, они же не чувствуют, им все равно, что их протыкают иглами и шпарят горячим утюгом.
— Нитки забыл, бестолочь ты этакая! Лови давай, пока не поздно! — взвизгнул Скрипач из-за закрытой двери; до того я не слышал истерики в его голове, он всегда был спокоен и груб. — Эй ты! — это мне, верно. — Возьми нитки в верхнем ящике и сюда иди.
Я послушался и оказался в малюсенькой комнате, разделенной на две части. У входа крепилась широкая доска с четырьмя штырями, а чуть поодаль стояла вешалка. И все бы ничего, но к доске Скрипач с Палачом привязали лысоватого господина. Рваная рана, делившая его грудь надвое, смотрелась неаккуратно, будто плоть разодрали крюками или голыми руками.
— Вы чего, а? — я зажал рот ладонями, чтобы не заорать, и попятился к двери, но комната уже была наглухо закрыта. В воздухе густел приторный запах горелого человеческого мяса.
— Душе отвисеться надобно, прежде чем пришивать намертво, — занудно прогундосил Скрипач, слюнявя нитку. — Чай, не на два дня делаем. Навсегда.
Душа висела на вешалке, похожая на бесформенную ткань, и, лишь приглядевшись, я заметил очертания человека.
Голова раскалывалась надвое, как если бы ее тоже раскроили и отутюжили.
— Но ведь так же нельзя…
— Можно, — вздохнул Скрипач и приколол руки покойного к бедрам, чтобы выпрямились. — Мы возвращаем людям самое дорогое. — Палач покивал. Он оправдывал прозвище, данное мной, потрошил людей, чтобы вытащить душу, а потом запихать обратно.
Я, подавляя тошноту, следил, как Скрипач осторожно снял душу с вешалки и примерил к телу: «Как раз». Вдев крепкую нитку в огромную иглу, притачал невесомую ткань души к плоти и отошел назад, любуясь результатом.
Как новенький.
Спина покрылась холодным потом. Конечно, все это мне снится, сейчас я проснусь в своей уютненькой постельке и как всегда подойду к окну. Вывеска «Мы открылись» колыхнется от порыва ветра, Скрипач загремит замком, и начнется новый день.
— Последний штрих, — ухмыльнулся Палач, поднося утюг к наспех зашитой ране.
Новый день не спешил сменять старый. Запах горелого мяса усилился, ноги мгновенно стали ватными, и я прислонился к стене, чтобы не упасть.
Лысоватый господин, освобожденный от веревок, изумленно огляделся, сделал шаг-другой-третий и, не успели мы глазом моргнуть, оказался в объятиях восторженной дамы. Мне захотелось подойти и потыкать в него пальцем, чтобы убедиться в настоящести.
— Так и запишем, — Скрипач открыл большую книгу, в которой обозначал все доходы и расходы: — Услуга «Воссоединение любящей семьи».
Воссоединение дамы и лысоватой кредитки. Как там говорится?.. Вернули человеку самое дорогое. Ну да, пожалуй.
А мою душу Скрипач пришивать отказался, потому что у меня нет денег. После смерти тем более не будет. Да мне и не надо.
Автор: jesska