Ты едешь домой. Уже поздно, деревья смыкаются вокруг узкой, неровной полосы шоссе, образуя непроницаемые черные стены и все, что освещает сейчас дорогу — холодная белая монета луны высоко в небе и фары твоего автомобиля. Двухполосное шоссе пусто. За последние два часа тебя не обогнала ни одна машина, никто не проехал навстречу. Пальцы уверенно лежат на руле, но ты моргаешь часто, пытаясь согнать сонливость. Наконец узкие лучи фар выбивает в полотне ночи нечто новое — силуэт человека, застывшего на обочине дороги. Всемирно известный жест автостопщиков — рука вытянута, большой палец вверх. До человека остается еще метров тридцать, ты собираешься проехать мимо. Только сумасшедший берет попутчиков ночью, на одинокой дороге в такой глуши. Ты знаешь это слишком хорошо. Тебе вовсе не светит закончить этот путь в дорожной канаве с проломленной башкой. Но что-то в последний момент щелкает в голове, и ты плавно жмешь на тормоза. Машина замирает, проехав несколько метров мимо автостопщика. Тот быстрым шагом подходит к автомобилю и открывает переднюю дверь.
— Привет! — голос его усталый, ломкий, неприятный, но молодой. Интересно, думаешь ты, сколько времени он простояла вот так на этом шоссе? — Подвезешь? Только у меня денег нет. Это ничего?
Ты смотришь на него секунд десять, молча, изучающе. Парень — высокий, в легкой куртке и кепке, с редкой щетиной на узком, кажущемся изможденным лице — вроде бы начинает нервничать. По крайне мере, говорит он уже менее уверенно:
— Ты ведь в город едешь, да?
Ты киваешь. По этой дороге ехать больше некуда. Наконец ты говоришь, справившись с нахлынувшими волною противоречивыми чувствами и мыслями, где смешиваются недоверие, скука, сонливость, осторожность и что-то еще.
— Конечно. Садись, парень.
Он забирается внутрь авто, неуклюже устраивая на переднем сиденье свое длинное, нескладное тело. Острые коленки, обтянутые тканью джинс, упираются в приборную панель. Щелчок, дверь захлопывается, ты киваешь и трогаешься. Некоторое время вы едете молча. Твои мысли заняты другим, желания заводить разговор сейчас нет. Парень же, похоже, тоже не собирается надоедать тебе болтовней. Ты украдкой косишься в его сторону. Да, не похож он на любителя потрепать языком... Даже имени не назвал. Сейчас он откинул голову на спинку сиденья и, не мигая, наблюдает за дорогой своими широко расставленными глазами чуть на выкат. Лицо его — бледное, заросшее щетиной, какое-то костистое, с слишком узкими губами — едва ли можно назвать красивым. Теперь этот парень кажется тебе странным, даже немного жутковатым. И он все еще молчит, стиснув руками колени. Так проходит минут десять.
— Я включу радио, – на этот раз он очень странно расставляет интонации в предложении, и трудно понять, вопрос это или утверждение.
Его голос, не слишком громкий, но резкий и неприятный, как скрежет ножовки, прорывается сквозь тихий рокот мотора. Ты невольно вздрагиваешь от неожиданности, но стараешься, тем не менее, не подавать виду, что он застал тебя врасплох. Сглотнув, ты на всякий случай киваешь головой и говоришь:
— Конечно, почему нет?
Он ворочается на кресле, протягивая свою длинную руку к радио. Больше всего кисть его похожа на белесого, сухого паука. Пальцы, длинные, с коротко, но неровно подстриженными ногтями (тебе почему-то кажется, что они скорее обгрызены), щелкают переключателем и в салон машины плещет поток статических помех. Парень морщиться, словно от зубной боли, выкручивает ручку, меняя частоты. Странные, искаженные, меняющие тональность и громкость голоса диджеев, неровная, рваная, сбивающаяся музыка – все это заполняет слух. Радио, словно демон, вещает на семь голосов. Ты замечаешь, что плоть на руках незнакомца имеет неприятный, синеватый оттенок (или это просто морок, создаваемый неверным электрическим светом приборной панели?), а на тыльной стороне ладони вздулись зеленоватые нити вен. Тебе все меньше и меньше нравиться этот парень. И что-то ворочается в глубине тебя в который раз, заставляя кишки в животе скручиваться в тугой холодный комок. Попутчик, словно прочтя твои мысли, прекращает терзать приемник и резко отдергивает руку.
Riders on the storm
Into this house we're born
Into this world we're thrown
Like a dog without a bone
An actor out alone
Riders on the storm…
There's a killer on the road
His brain is squirmin' like a toad
Take a long holiday
Let your children play
If ya give this man a ride
Sweet memory will die
Killer on the road, yeah
Girl ya gotta love your man
Girl ya gotta love your man
Take him by the hand
Make him understand
The world on you depends
Our life will never end
Gotta love your man, yeah
Wow!
Riders on the storm
Riders on the storm
Into this house we're born
Into this world we're thrown
Like a dog without a bone
An actor out alone
Riders on the storm…
Мягкий перебор гитары, звуки синтезатора и голос певца затихают в шуме дождя, и преувеличенно бодрый голос ди-джея врывается в эфир:
— И это, конечно же, были Джим Моррисон и The Doors, навсегда оседлавшие бурю!
(Твой попутчик улыбался песне как старому другу, медленной кивая головой в такт мелодии, и тонкие белые губы его чуть заметно шептали слова, глаза же все также без отрыва следили за дорогой.)
— А мы напоминаем всем в зоне нашего вещания, что сегодня не только герою песни Мориссона опасно подбирать попутчиков. Как нам сообщили представители властей, три часа назад психически нестабильный преступник, обвиняемый в серии убийств и известный общественности как Семьянин, совершил побег из мест лишения свободы. Мы настоятельно реком…
Диджея обрывает на полуслове, когда твой попутчик, явственно вздрогнув и поморщившись, переключает приемник на другую волну. Теперь в салоне машины царствует кантри и Вэйлон Дженнингс. Автостопщик поворачивает голову, вы, наконец, встречаетесь взглядами и тебе удается впервые толком разглядеть его глаза. Выпуклые, практически лишенные ресниц, белесые, водянистые. Это длится всего несколько секунд. Его нижняя губа мелко дрожит. Холодный комок в твоем желудке стягивается в ледяной узел, а пальцы сжимаются на руле так, что костяшки белеют. Мутным серым льдом застывает мгновение безжалостного понимания, что один из вас знает, что другой знает, что… и разлетается вдребезги, расколотое мощным автомобильным гудком. Твое сердце, которое, казалось секунду назад, забыло как биться, застучало паровым молотом в груди, когда ты выворачиваешь руль, кидая машину на обочину, уводя ее с пути мощного многотонного грузовика, с ревом и воем проносящегося мимо.
Вильнув на шоссе и быстро выровнявшись, ты пытаешься успокоиться и сбавляешь ход, видя в зеркале заднего вида над приборной панелью белесые глаза своего попутчика, его белое лицо, закушенные бледные губы. Он говорит, словно выдавливает из себя слова:
— Тормози.
Копошащиеся в твоем нутре ледяные угри не дают ослушаться. Ты бьешь по тормозам, и машина останавливается на обочине. Твой попутчик бросает на тебя последний взгляд мутный глаз, и ты замечаешь, что веко под левым глазом у него дрожит. Он резко распахивает дверь и выходит. Ты же хочешь, очень хочешь, больше всего на свете сейчас хочешь нажать на газ, просто ехать домой, забыть про этого парня и это шоссе как про дурной, липкий ночной кошмар, но понимаешь, что уже не в силах даже поставить ногу на педаль. Ты уже ничего не решаешь.
Дверь хлопает. Вместе с тем что-то глухо стукается в багажнике машины. Раздается сдавленное, нечленораздельное мычание.
— Эй, какого хрена! Что там у… – начинает, было, твой попутчик, который принял слишком поздно для себя решение продолжить свой путь пешком. Он оборачивается, но ты уже стоишь позади него. Монтировка в твоей руке описывает широкий размытый полукруг, бодрые аккорды Дженнигса из приемника заглушают хруст, с которым, выплескивая на темную полосу шоссе свое содержимое, лопается череп парня. Он нескладным сельским пугалом, из которого вырвали основную жердь, оседает без единого стона на дорогу.
Ты дрожишь, чувствуя, как, наконец, расслабляется внутри темный, холодный, склизкий, ядовитый узел, сводящий тебя с ума. Ты стоишь над телом своего попутчика, глубоко дыша холодным ночным воздухом. Ты ничего не мог изменить, говоришь себе ты, он сам виноват. Он пугал тебя, провоцировал. Как и все они. Ты наклоняешься, вытираешь монтировку о его одежду, после чего подхватываешь под мышки кажущееся сухим тело. В который раз поражаясь, насколько же тяжелыми, как правило, оказываются трупы, ты подтаскиваешь своего попутчика к багажнику автомобиля, где сейчас снова и снова бьется бессильно в путах и мычит сквозь кляп твоя жена. Ну, она, конечно, на самом деле не твоя жена. Ты это понимаешь. Ты же не сумасшедший. Ты убил свою жену давно, три года назад, первый раз. Потом еще раз. И еще. Еще…
Ты открываешь багажник, и пухленькая блондинка средних лет, так не вовремя пришедшая в себя сейчас, так не вовремя остановившая два часа назад свой автомобиль, чтобы подобрать голосующего человека, начинается биться, вырываться, пытаться кричать и плакать с новой силой. Бесполезно, шепчешь ты ей. Зачем? Тише… Мы едем домой. Ведь ты так похожа на нее… Ты бьешь ее по голове монтировкой, не слишком сильно, почти нежно, вновь погружая в забытье. Закидываешь в багажник к своей жене труп случайного попутчика и захлопываешь крышку. Еще рано оставлять следы, думаешь ты, садясь за руль, ведь вы все еще едете домой. Нужно найти своего сынишку.
ㅤ
Оригинальное название: Попутчик